Ксенос и фобос
Шрифт:
И сразу как будто весь город сдвинулся с места.
Причем, колонны такие двинули вроде как одновременно во все стороны из города. Не только на запад, но и на север, к Березникам и Соликамску, на восток, в Сибирь, на юг, вниз по Каме, пошли тяжелогруженые машины с затесавшимися в колонну автобусами, набитыми людьми и какими-то вещами.
Там, где стояли военные - за мостом, у аэропорта, у заводов некоторых - никого не задерживали. Только смотрели и по рациям сообщали куда-то о происходящем. И все.
Колонны ушли, умчались
И весна. И солнце в речной воде.
***
– ...Валь, завтра уезжаем. Делать нам тут больше нечего, кроме как дожидаться...
Валентина стояла у большого окна в гостиной и смотрела вниз, на пустой двор, в котором раньше кипела жизнь и вдоль всех тротуаров стояли блестящие цветные автомобили. Теперь у их подъезда парочка осталась, вон там чей-то джип, но его грузят - видно, сегодня уезжают. За углом она знала, соседская девятка. Вот и все, что осталось.
– Вы поезжайте, а я останусь.
– Не понял. Ты серьезно?
– Сень, ну куда я поеду от детей, а? У меня полшколы на плечах. Кто ими будет заниматься?
– У тебя своих двое!
– Да. И своих двое... И эти, которых двести почти - тоже свои. Я уеду - кто останется?
Муж подошел сзади, остановился, не касаясь, перевел дыхание, выравнивая голос, чтобы не сорваться, не закричать:
– И что теперь? Будешь сидеть и ждать? И мы с тобой? А потом - раз...
– Нет, вы езжайте, езжайте. А мне надо оставаться.
Она говорила спокойно и уверенно. А когда повернулась, и он посмотрел в ее глаза, то стало ясно: решение принято. Он ее породу знал. И теща такая же была. Твердокаменная. И где она теперь, теща? Но говорить жене об этом нельзя. Слезы уже были выплаканы. Глаза уже были сухи.
Все. Теперь надо решать только за себя и детей.
– Хорошо, мы поедем одни. Завтра. Или послезавтра.
– Я провожу. Ты только предупреди.
Ну, вот все и решилось. Они в молчании - а что тут обсуждать?
– поужинали, потом поели дети, и им было сказано, что завтра они поедут с папой на машине.
– А мама?- тут же спросил младший. Старший промолчал. В его возрасте уже не так тянутся к матери.
– Мама подъедет потом.
По телевизору были фильмы и какие-то концерты. О Молотове в новостях не говорили. Компьютера у них дома не было, потому что считали родители, что компьютер мешает учебе - глупая игрушка. Рано еще покупать компьютер - так говорили они.
Спать легли рано, чтобы пораньше выехать.
Утром Семен Васильевич
– Лампа сгорела,- наверное, успел еще подумать он. Точно сказать нельзя, потому что дверь вышибал снаружи старший сын и потом стоял молча, тупо смотря в пустую ванную комнату. Мать туда даже не заглядывала. Она сидела на полу у стены, куда опустилась, когда Семен не ответил на стук. Валентина молчала и не плакала. Она уже знала, что ей делать. После завтрака она повела детей в школу, в свой коллектив, к людям.
***
На фотоснимках, которые лежали, рассыпанные по широкому столу (он всегда хотел напомнить, чтобы стол этот заменили - очень уж неудобно через него перекрикиваться), город выглядел почти таким же, как раньше. Только сравнивая старую и новую съемку можно было заметить блокпосты перед плотиной и у моста, брошенные машины на центральных улицах, обгорелое здание в самом центре, дымы на окраинах. А в остальном все было обычным. Как любой город из космоса.
– Ну, и что мне с этим всем делать? В Интернете, небось, тоже эти снимки уже выложены?
– Кроме закрытых районов,- подтвердил помощник.
– А вот это что?- постучал пальцем по снимку.
– Это машины. Колонны машин.
– И что они там делают?
– Просто стоят.
– Что, опять наши что-то напортачили? Опять мне прикрывать их грехи? Опять траур объявлять?
– Нет, они даже не доехали до границы оцепления. Мы не знаем в точности, что там случилось. Посылать же кого-то на... Ну, на смерть, практически... Без крайней надобности...
– А связь есть у нас с местными?
– Связь есть. Направленный луч.
– Ну, пусть посмотрят, что ли. Все равно им там оставаться. Ведь решили уже...
Помощник черкнул в блокноте, кивнул. Опять замер у угла стола, ожидая распоряжений.
Ну, и какие теперь делать распоряжения? В добрые старые времена, небось, устроили бы тотальную зачистку, выжгли заразу, а потом заявили бы об аварии на опасном производстве, и траур объявили на всю страну. Ордена-медали посмертно, шествия, траурные митинги... А тут, в этой типа демократии нашей...
Да еще надо и с соседями ближними и дальними объясняться, что угрозы для них нет, заразы как таковой нет (или просто ученые все еще найти не могут просто?). Бомбу, мол, мы кидать не будем. И не собираемся.
А они не верят. Все, как обычно. Раз мы говорим - не верят. Ищут тайный смысл.
Европа требует допустить к месту... Как они там назвали, ученые наши?
– Как они назвали это место?
– "Место прокола",- тут же откликнулся помощник. Хороший парень, хоть и стучит кому-то. Надо будет, кстати, разобраться, на кого он работает. Дать поручение.