Ксенос и фобос
Шрифт:
– Вот-вот. "Прокол" какой-то выдумали.
Фантастику, похоже, тоже любят. А приборами ничего не зафиксировали. И спутник американский висит постоянно - тоже ничего сказать не могут. Но зато и не лезут, потому что и так все видно. И потому что и так с ними поделятся информацией, если что.
Допускать желающих в город все равно придется. Надо будет только процедуру выработать и согласовать. И так, чтобы не было постоянного потока туда-сюда. Послали группу - и ладно. И все. И закрыли дело. Но - только туда.
Кольцо сплошное никак не можем создать. Дороги вроде перекрыли, а сплошняком никак не можем.
А вот если бы такое в Москве случилось? Вот где площадь. Вот где народ... Вот где паника...
Опять же лезут все с советами. Что там - с советами, с настоящими требованиями лезут! Боятся они заразы там у себя. После историй с гриппами все боятся заразы. А заразы никакой так и не обнаружено. Боятся еще излучения, а излучения тоже никакого нет. Хотя, никак и никому это не доказать, если уже десятки тысяч... Десятки тысяч! Или больше? И что - десятки тысяч? Умерли? Заболели? Насколько опасно все это? Что не грипп - это понятно. А что? Военные молчат или кивают на ученых. Те говорят, что мало информации, требуют допустить для изучения. А сами смотрят на военных. Мол, не ваше ли там что-то сработало?
По стране уже самосуды пошли. Паника настоящая. А паники нам только и не хватало. Вон, папку из МВД принесли. Сводка впечатляющая. Правда, они у себя подсуетились и письмо свое разослали, чтобы, мол, тех, кто из Молотова, изолировать, а потом направлять обратно в свой город. Партиями такими. Но не везде удается. Жертвы уже есть. И опять - гадость какая! Своих же, своих бьют, а милиция только наблюдает. И зачем нам такая милиция, спрашивается?
Ксенофобия - это когда чужих. А когда своих - как назвать?
Правда, и эти хороши. Какого хрена они бойню в Сочи устроили?
Все каналы повторили кадры с похищенным с набережной пацаном, что силуэты вырезал. Пытали бандиты его. До смерти пытали. А потом их взяли, правда, со стрельбой, на перегоне, да не довезли до изолятора. Фактически отдали толпе на растерзание. Опять же - что, в своих стрелять?
Но идея-то у них была сумасшедшая, конечно. Мол, все, кого тот парень вырезал из черной бумаги, все и пропали. Мол, колдун или инопланетянин или связь какая-то. Вот бандюганы молотовские и послали бригаду "разобраться". Ну, разобрались. По-своему. Ни того парня теперь, ни тех бандюков. А идея сумасшедшая осталась. Одна из тех идей, что подкидывают регулярно. Список уже целый этих идей. Сумасшедших.
Наука же молчит, молчит. Никаких новых данных.
Помощник кашлянул, привлекая внимание.
– Ну?
– Вы назначили Совет безопасности. Осталось пятнадцать минут.
– Спасибо. Ну, я пошел тогда.
Не забыть похлопать по плечу и улыбнуться. Чтобы все было, как обычно.
Хотя, как обычно уже не будет.
И все равно, надо, чтобы было спокойно и улыбчиво. Паники нам только не хватало. И разговоров лишних - тоже. В общем, как в старом школьном анекдоте: ты же директор, сынок!
Глава 10
"Не забудь купить хлеб"! Для двух сотен московских семей ежемесячно этой обыденной фразой заканчивается привычная счастливая жизнь. Дети, старики, мужчины, женщины ненадолго выходят из своих квартир и не возвращаются обратно. На длинные пятнадцать лет их фотографии
"Комсомольская правда"
Поздняя весна в Прикамье - пожалуй, лучшее тут время года. Не холодно, хотя и дует еще, бывает, с севера вдоль русла, но веет приятной прохладой, а не влажным снежным мозгляком. Уже солнечно. Бывали года, как по заказу, когда даже дожди шли в то время, когда все работали. А как отдыхать, в выходные дни и в праздники - сразу солнце и теплынь.
В "Правде" как-то написал московский корреспондент, что Молотов - тополиный город. Так и было. Когда строили все эти поселки возле производств, связывали их дорогами, то новые жильцы первым делом на субботниках вкапывали рядами те деревья, что наверняка приживутся - тополя. И не те, южные, пирамидальные - они не выживали в суровом климате. И не те, которые называют "черными", карагачами, мелколиственные. А местные - с листьями на нижних ветках в две ладони. И сами ветки - в толщину ноги взрослого человека. Бурь и ураганов тут не случалось, поэтому слабой корневой системой никто тополя не пенял. И вырос среди уральских хвойных лесов город-парк, в котором трехэтажные, а потом и пятиэтажные дома прятались под огромными тополями. Только в новых кварталах высоченные блестящие стеклом башни смотрели свысока на только что посаженные прутики деревьев во дворах.
Это сейчас, борясь с пухом, постепенно выкорчевывают самые старые из них. Но всегда сажают взамен липу или клены. Поэтому город остается зеленым. И только старый дореволюционный центр, улица Карла Маркса, весь в камне и асфальте, и старые купеческие дома вплотную друг к другу.
***
Мишка этим утром сам проснулся. Никто не будил его, чтобы повести в детский сад. Не то, чтобы он очень любил вставать утром, даже наоборот, но уж лучше детский сад и друзья, чем сидеть одному в квартире, как больному.
Рыжая голова поднялась с подушки:
– Ма-ам... Ну, мама же...
Он поныл еще немного, но мама не приходила и не успокаивала его. Не обнимала теплыми и мягкими руками, не прижимала к груди, покачивая, не дула в глаза со смехом. Наверное, она уже ушла в свою больницу, подумал Мишка. А я, подумал он, наверное, больной. Только почему она не разбудила и не дала лекарство, раз больной?
А может, и дала, но он просто забыл.
Тогда он еще немного подремал. Мишка помнил, что при болезни главное - много спать и много пить. Но два дела требовали своего разрешения: очень хотелось в туалет и очень хотелось есть.
Он сполз со своего диванчика, сбегал босиком туда, куда хотелось сильнее, потом заглянул в мамкину комнату - никого не было, как и думал. Значит, можно не умываться и не чистить зубы. Все равно после завтрака надо ложиться и снова спать. Он же болеет, ведь так?
На завтрак в холодильнике нашелся йогурт, а в хлебнице кусок булки с маком. И еще сок. Полный стакан, потому что больным надо много пить. С трудом управившись с соком, Мишка выглянул на солнечную улицу, подумал, что все сейчас гуляют в саду, а потом поплелся снова в постель.