Ксеркс
Шрифт:
Позади Атоссы перешёптывались две девицы-рабыни, не забывая перематывать для царицы на шпульку золочёную нить:
– Пророчество говорит, что Атосса...
– Что?
– Будет сожрана царём.
– Брр!
Вторая рабыня поёжилась, обе захихикали. Тем не менее Атосса услыхала произнесённое шёпотом её собственное имя.
– Что там сказала та вот ведьма?! — воскликнула она пронзительным голосом.
– Которая, о дочь Кира, мать Ксеркса, высшая среди матерей? — спросила Аместрида, глядя от своего станка на почтенную Атоссу.
– Сидонская девка,
– Над пустяками, — умиротворяющим тоном ответила Аместрида, продолжая ткать. — Это же девчонки. Они будут смеяться, даже если муха пощекочет им нос.
– Идите-ка сюда обе! — приказала Атосса, и руки её легли на кнут с аметистовой рукоятью, лежавший возле неё на кушетке. Сидонийка вместе с подружкой взвыли, однако Атосса строгим голосом прикрикнула: — Быстро сюда!
Обе рабыни согнулись перед кушеткой Атоссы в низком поклоне.
– Мерзкие маленькие лентяйки! — обругала их Атосса, замахиваясь кнутом и опуская его.
Впрочем, дрожащая старческая рука не была меткой. Хлыст лишь чуть задел спины девиц. Тем не менее они бежали прочь с громкими рыданиями — одна направо, другая налево — с изяществом плясуний, чтобы укрыться за спиной царицы.
– Теперь займитесь пурпурным шёлком! — приказала недовольная Аместрида.
Девицы вновь принялись мотать нитки и хихикать, старательно прячась за Аместридой и её ткацким станком. Слева от Атоссы на своей тахте восседала Артистона, справа на двух других сиденьях находились Фаидима и Пармис.
Это были три других царственных вдовы, жёны Дария, незабвенного родителя Ксеркса. Так сидели они между занятых делом рабынь.
Наконец толпа прачек внесла в покои корзины, в которых лежали шали и платки царицы и княжон. Возле Пармис сидела Артаинта, юная и пригожая дочь Масиста, сводного брата царя, рядом же с Артистоной была Артозостра, сестра Ксеркса, рождённая не Атоссой, и жена Мардония, племянника царя.
Женщины, принёсшие выстиранные вещи, не были в точности осведомлены о семейных связях, существующих между царицами, царевнами, княгинями и княжнами, и их родстве с царём, его братьями и племянниками. Сложные связи эти запомнить было трудно. При персидском дворе братья женились на сёстрах, племянники, племянницы и их дети заключали между собой браки, и посему, за исключением непосредственно заинтересованных лиц, никто не мог отыскать в этом родстве ни головы, ни хвоста. И среди персов это вообще никого не занимало; пишущий же сии анналы также не советует никому затевать выяснение.
Рабыни-прачки поставили большую корзину возле тахты Атоссы. Царица-мать, прищурясь, заглянула в неё. Её собственные служанки-рабыни принялись извлекать выглаженные и аккуратно сложенные вуали, в то время как сама Атосса читала вслух прачечный список:
– Семь фиолетовых вуалей из египетского виссона с расшитыми золотом подолами.
– Вот они, высочайшая, — проговорила Бактра, старшая среди рабынь, вынимая одежду.
– Трижды семь... — продолжила чтение Атосса.
Такие же корзинки рабыни поставили перед сиденьями прочих царственных вдов и царицы, и теперь прачки выкладывали
– Дочь Кира, — произнесла Артистона, сидевшая возле Атоссы, но на собственной кушетке, — не помечен ли этот платок твоим царственным «А»?
И она передала носовой платок царице-матери. Девушки-рабыни протягивали вперёд руки, чтобы способствовать движению платка от царицы к царице. Однако услуги их оказались излишними. Схватившая платок Атосса уже внимательно рассматривала его.
– Так и есть, Артистона! — проговорила царица-мать тоном наполовину раздражённым, наполовину дружелюбным. — Путаница эта никогда не закончится.
Взвившийся кнут хлестнул воздух. Девушки-рабыни одновременно припали к полу. Внезапно смилостивившаяся Атосса положила свой хлыст.
– Семь раз по семь полотняных ночных рубашек.
– Столько различных «А» путают прачек, — проговорила Артистона.
Мягкая и добрая, она была любимой женой Дария, четвёртой по рангу. Блистательная красавица, она оставалась девственной до дня их свадьбы. Дарий приказал сделать золотую статую, изображавшую Артистону. Сыном её был Гобрия, отец Мардония. Мардоний, побуждавший Царя Царей к войне, являлся племянником Ксеркса. Второй сын её носил имя Арсам. Он, подобно Мардонию, был полководцем и возглавлял войско арабов и эфиопов. Мардоний, как уже сказано, был женат на сестре Ксеркса, Артозостре, сидевшей возле Артистоны и по браку ставшей её племянницей.
– Достопочтенная бабушка! — проговорила Артозостра.
Невзирая на родство всего лишь по браку, она была похожа на свою бабушку. Отнюдь ещё не старая, успела уже поблекнуть: в Персии царственная вдова никогда не бывает молодой, а все женщины царского рода в той или иной степени похожи друг на друга.
– Вот три платка, окрашенные тирским пурпуром, и помечены они твоим собственным «А».
Артистона, любимая жена Дария, приняла платки из рук племянницы. Рабыни же на всякий случай принялись деловито копаться в корзинах.
– А к кому попала моя вуаль с солнцем, вышитым в самой середине? — расстроенным голосом вопросила Аместрида.
– Свят, свят, свят! — вскричали рабыни, бросаясь ниц, ибо само слово «солнце» было священным.
– Она у меня, царственная тётя Аместрида! — воскликнула молодая Артаинта, собственной персоной отправившаяся к царице с украшенной солнцем вуалью.
– Свои вещи я помечаю только знаком солнца, — с важным видом заметила Аместрида.
– Свят, свят, свят! — забормотали рабыни, зажужжав словно пчёлы посреди роз.
– Тем не менее вещи постоянно теряются, — продолжила Аместрида. — Артаинта! А эти платки помечены твоим «А».
– Да, царственная тётя, — согласилась Артаинта, принимая крохотную стопку.
Аместрида внимательно поглядела на неё.
– Девица, ты превращаешься в красавицу, — промолвила царица, пожалуй, излишне резким тоном. — Постарайся только не сделаться слишком красивой.
– Конечно же, царственная тётя, — ответила, улыбаясь, ничего не понявшая Артаинта. — Моя мать красивее меня.