Ксеркс

Дэвис Уильям Стирнс

–  Кстати, почему её нет здесь? — спросила царица.

–  Она засахаривает плоды роз.

–  Ах, так, — усмехнулась Аместрида.

Тем временем Фаидима и Пармис, две другие вдовы Дария, вторая и третья по рангу, тихо считали свои платки и вуали. У них никакой путаницы не было: их бельё было помечено буквами «Ф» и «П».

Пармис была дочерью Фаидимы и Смердиса, брата Камбиза, убитого по его приказу. Фаидиме, старшей сестре Аместриды, подобно Атоссе, пришлось выйти замуж за лже-Бардию, и ничто не доставляло ей такого удовольствия, как в очередной раз пересказывать историю самозванца, хотя всякий при дворе и так знал её наизусть. Посему царица

Аместрида с удовольствием поддразнивала Фаидиму, тем самым заслуживая популярность среди младших жён. И теперь, устав ткать — выстиранные вещи уже унесли, — она произнесла медоточивым голосом:

–  Драгоценнейшая сестрица, царственная Фаидима, старшая сестра моя! Прошу тебя, расскажи нам, как открылось, что лже-Бардия вовсе не Смердис, а лживый маг. Прошу тебя, о старшая дочерь Отана, отца моего, дражайшая сестрица, поведай же нам во всех подробностях, как это случилось.

Царица Аместрида указала в сторону прихожих. Там сидели и сновали сотни наложниц, окружённые сотнями рабынь. Все они ткали, пряли, вышивали или засахаривали плоды роз. Заметив, что царица Аместрида вновь пытается заставить свою сестру Фаидиму поведать знакомую историю, они заторопились со всех сторон. За ткацким станком, за кушетками Артозостры и Артаинты возникло целое море голов и головок, принадлежавших персидкам, бактрийкам, жительницам каспийских берегов. Были среди них лица широкие и узкие, с кожей цвета бледного янтаря или жёлтой чайной розы, на них искрились шаловливые глаза, поблескивавшие из-под подведённых чёрной краской бровей, со смешливыми носами и узкими ротиками... Все они теснились друг к другу. Три других царственных вдовы, Пармис, дочь истинного Смердиса, или Бардии, Артистона, возлюбленная жена Дария, и Атосса, вселяющая трепетное почтение, украдкой переглянулись, обратив взоры к своей товарке, готовой выложить заново всю свою повесть.

Фаидима приступила к рассказу:

–  Разве я уже не говорила об этом? Нет? Тогда, конечно, я охотно всё поведаю вам. Итак, я дочь Отана, была одной из жён Камбиза, в числе которых находилась и Атосса, правда ведь?

Атосса ласково закивала. Её забавляло стремление Фаидимы в очередной раз рассказать свою повесть. Фаидима была лишь немного моложе Атоссы, но старуха считала её впавшей в детство. Сама-то она подобного допустить не могла. Атосса сожалела лишь о том, что теперь никто более не знакомит её с новейшими дворцовыми секретами и интригами, и это было воистину непереносимо. Тайны и козни составляли весомую часть её жизни, и против собственной воли дочь Кира принялась слушать, поглядывая по сторонам и кривя рот в сердитой ухмылке.

–  Когда Камбиз выступил в поход на Египет, чтобы покорить его... — начала Фаидима монотонным тягучим голосом. И тут же перебила себя: — Он был сумасшедшим, почти безумным. В самом ли деле, был он помешанным или нет, о дочь Кира?

–  Брат мой не всегда находился в своём уме, — пробормотала Атосса, которая, пусть всё это и было шуткой, ощущала, как прошлое встаёт перед нею.

–  Да, он был безумен, — продолжила Фаидима. — Ибо в Мемфисе он посмеялся над богом Аписом и зарезал его собственным кинжалом, поскольку брат мой был убеждён в том, что молодой бычок не может являться богом.

–  Боги и наказали его за святотатство, — произнесла Пармис, третья из царственных вдов. — Наконечник ножен его меча не вовремя отвалился, и царь получил смертельную рану в то же самое место, куда ранил Аписа.

–  Это случилось в Экбатанах, — пробормотала Атосса. — Оракул предсказывал Камбизу, что тот умрёт в Экбатанах.

Однако он имел в виду Экбатаны Мидийские, Город Семи Стен, где Камбиз оставил свои сокровища. Там, как считал он, надлежало ему умереть, покончив с делами. Но скончался он в Экбатанах Сирийских.

Всё это она прошептала почти неслышно. Женщины, столпившиеся позади Атоссы и её ткацкого станка, слушали, украдкой посмеивались.

–  Ну что ж, — вновь приступила к рассказу Фаидима. — Когда Камбиз пошёл на Египет, чтобы покорить его, маг Патизиф, управлявший имениями царя в Сузах, решил, что брат его, также носивший имя Смердис, подобно твоему отцу, Пармис, дочь Смердиса...

Фаидима кивнула в сторону кушетки, на которой застыла Пармис.

–  Да, отец мой Смердис, которого Камбиз убил рукою Прексаспа, поскольку ему приснилось, что брат занял его собственный престол и голова его возвысилась до небес... — напомнила себе самой Пармис.

–  Это случилось здесь, — пробормотала Атосса, — здесь, на женской половине.

Перед ней возникла сцена из прошлого.

–  Итак, в голове Патизифа засела мысль, — монотонно бубнила Фаидима, — сделать своего брата, который также носил имя Смердис и был очень похож на брата Камбиза...

Наложницы, теснившиеся позади Аместриды, и рабыни, толпившиеся позади наложниц, и даже Аместрида за своим ткацким станком уже корчились от смеха.

–  ...Царём вместо его брата Камбиза. В конце концов Камбиз находился далеко, а Смердис, брат Патизифа, как и брат Ксеркса, носил имя Смердис и был очень похож на царя. Однако у него не было ушей. Кир, твой благородный отец, Атосса, приказал отрубить их за какой-то проступок, правда, я не помню, за какой именно.

–  Бедняжка Фаидима, — обратилась к своей внучке Артозостре Артистона, сидевшая на другой стороне от Атоссы. — Она до сих пор не узнала, за какой проступок Смердис утратил свои уши, но Аместриде и наложницам не следовало бы так часто смеяться над ней.

Однако Артистона и юная Артозостра, сидевшая напротив неё, обменялись понимающими и весёлыми взглядами, поскольку Фаидима вновь приступила к повествованию.

–  Тем не менее лже-Бардия, — невозмутимо продолжала она, — никогда не показывался перед князьями и всегда прятался во дворце. Возникли подозрения. И первым усомнился мой отец Отан...

Фаидима умолкла, чтобы положить в рот засахаренный розовый плод с большого круглого блюда.

Прожевав, Фаидима проговорила:

–  Он первым начал подозревать, что человек, называвший себя Смердисом, на самом деле самозванец. И тогда отец мой стал расспрашивать меня о Смердисе, с которым я спала, когда с ним не спала ты, Атосса, или другие женщины. Так, Атосса?

Та нахмурилась. Гнев и неприязнь нашёптывали едкий ответ, но, подобно всем остальным, она наслаждалась всей этой историей в исполнении Фаидимы. И посему Атосса с улыбкой качнула головой в знак согласия, в то время как подозрительный взор её пытался увидеть сквозь ткацкий станок, ограничиваются ли царицы, Аместрида и прочие женщины насмешкой над Фаидимой.

–  Однако я никогда не видела истинного Смердиса, брата Камбиза и твоего отца, Пармис...

–  Да, моего отца, — вспыхнула Пармис. — И Камбиз совершил низкий и постыдный поступок, убив его.

–  Вот что, — проговорила Атосса с царственной надменностью. — Камбиз был моим братом и мужем, Пармис. И я прошу тебя не забывать об этом.

Вмешалась Аместрида:

–  Умоляю тебя, продолжай, старшая сестра, драгоценная Фаидима. Что было потом и что спросил у тебя твой отец Отан?