Кто, если не ты?

Герт Юрий Михайлович

Никто еще не понял, куда он клонит.

— За что же его так? — спросил Лапочкин.

— Э, дура, он же негр! —сказал Красноперок.

— Вот фашисты!..—крикнул Мамыкин и трахнул по парте кулаком.—Гады!.. Их не арестовали? Их же всех перевешать надо!

Но главный удар Клим приберег к самому концу.

— Не знаю,— сказал он тихо,— может быть, я вычислил неправильно... Это произошло как раз когда , мы ломали дурака на Собачьем бугре...

Ему хотелось сказать еще многое: о том, как позорно вели они себя в тот день, о том, что ТЭЦ — это очень важно. Чем больше таких ТЭЦ — тем сильнее государство, а судьба мировой

революции и всех негров на свете зависит от того, какой сильной будет наша страна, и еще многое другое. Но он ничего этого не сказал, потому что ребята молчали, и Боря Лапочкин смотрел на него так ожидающе и доверчиво, и Красноперов, самолюбиво закусив губу, склонился над партой, и его красивое лицо было растерянным и хмурым, и даже Слайковский не осмелился ляпнуть какую-нибудь бесшабашную остроту. Именно теперь Клим вдруг почувствовал, что он — комсорг, и это его комсомольцы, его товарищи, и что сейчас он может все испортить, повторив то, что каждый из них знает не хуже, чем он сам.

И он сказал просто, без всякого перехода:

— Если мы , настоящие комсомольцы — сегодня после уроков мы пойдем на Собачий бугор и сделаем то, что не успели вчера..

— Завтра по физике контрольная,— негромко возразил Михеев.

Как раз этого-то и боялся Клим. Начнут откладывать...

— А ты что, за медаль боишься? — вдруг резко спросил Игорь Турбинин, которого Клим расценивал до того лишь как потенциального противника.

Кто-то все-таки поддержал Михеева:

— В воскресенье лучше... Куда он денется, Собачий бугор!

— Нет,— сказал Клим, чувствуя, что теперь инициатива в его руках.—Сегодня. И без директора. С нами пойдут комсомольцы всей школы.

10

Сладковатая вонь висела над свалкой. Клим и Мишка одиноко бродили по пустырю. Собачий бугор раскинулся перед ними как поле грядущего сражения.

— Уже три,— сказал Клим.— Где наши? Где девятые классы? Где восьмые? Где все?

Он ударил ржавым стержнем да рельсу. Рельс тревожно загудел.

Первым на дороге показался Лешка Мамыкин. Потом — Красноперов и Лихачев. Вскоре на пустыре собрался весь класс. Последним пришел Игорь Турбинин. Он явился как будто лишь для того, чтобы полюбоваться провалом затеи Клима. Конечно, Клим теперь мог напомнить ему о том разговоре, но он этого не сделал, потому что помнил благородное молчание Игоря на воскреснике. Наоборот, Игорь сам подошел к нему и сказал:

— Поздравляю. И, помедлив, добавил, не удержавшись от косенькой улыбки:

— А насчет негра ты неплохо придумал.

Клим так и не понял: смеется или одобряет?

Наконец на Собачий бугор притопал. Гена Емельянов и с ним еще один паренек из девятого — Костя Еремин, тихий и настороженный, как кролик. Они притащили с собой носилки.

— «Одинокая гармонь» пришла! — приветствовал Клим их издали.

— Нас двое,— очень серьезно объяснил Гена.— Мы носилки искали.

Он, видимо, обстоятельно готовился к «понедельнику», как назвал кто-то этот несубботний субботник,— на нем были лыжный костюм и старые рукавицы. Гена изумленно похлопал веерами ресниц:

— А где остальные? Я всех комсоргов предупредил.

— А-а,— протянул Клим не без ехидства,—ну что ж, подождем...— но ему стало жаль погрустневшего Генку.— Давай сюда свои носилки! Десятый в полном составе!

Он гордился своими ребятами.

Молодцы! Не то что вчера... Никого не нужно подгонять. Даже Слайковский... Он было раскипятился, когда ему предложили тащить носилки, полные кирпича, но Ипатов — плотный, коренастый крепыш, с головой, насаженной на самые плечи,— прикрикнул на него, и вот Женька покрякивает, а тянет и языком чешет без умолку, язык у него без костей, это всем известно... Пускай трещит— веселей работать! Клим еще не привык считать Шутова своим, и его не особенно огорчило, когда он заметил, что Шутов не пришел. Ничего, дойдет черед и до Шутова!

И ребята, кажется, тоже были довольны, и каждый чувствовал себя немножко героем. Куча собранного, лома, которую Слайковский нарек «Собачьим Монбланом», поднималась все выше. Все подшучивали над Геной: капитан без команды.

Клим вступился за Генку. Конечно, завтра они поднимут всех комсомольцев!

— Мы, что же, каждый день сюда ходить начнем? А уроки?— вмешался Михеев.

— Мы будем ходить до тех пор, пока не уберем всей территории, которую отвели нашей школе,— отрубил Клим.

11

Серое драповое небо сочилось мелким дождем. Иногда из степи налетал предательский — теплый, ласковый ветер — и дождь прекращался. Но было ясно: с минуты на минуту он хлынет во всю силу, осенний, безнадежно долгий, нудный, как вой бесприютного пса.

— Теперь уж наверное никто не придет,— Мишка с тоской оглядел забитое тучами небо. И громко вздохнул. На веснушчатую щеку упали две крупные капли.

Мишка стер их. Но тут же ему на нос упали еще две, потом еще и еще.

— Может быть, пойдем? — проговорил Игорь, ни к кому не обращаясь. Он стоял съежившись, подняв короткий воротник вельветки.

Гена Емельянов и Костя Еремин вопросительно смотрели на Клима. Клим ничего не ответил. Сегодня вместе с Емельяновым они побывали во всех классах. Ребята обещали. Но кроме них, пятерых, никто "не явился.

— Чего ждать? — повторил Игорь.

— Валяй,— сказал Клим,—Валяй, улепетывай, если боишься размокнуть.

— Мне-то, собственно, все равно, могу и остаться,— Игорь равнодушно пожал плечами.— Только я не вижу никакого смысла...

Так. Значит, другого выхода нет!.. Значит, дезертировать? Значит, бежать, спасаясь от ливня? Клим посмотрел на серые лица ребят, на потемневшие, намокшие плечи голубой лыжной куртки Гены Емельянова, на продрогшего Мишку, на сгорбленного Еремина...

— Кто хочет — пусть идет,— сказал он.

И зашагал по пустырю. Ухватив обрывок гремучей цепи, по-бурлацки прогнулся, поволок ее за собой. Мишка молча подошел к нему, вцепился в другой конец. Емельянов и Еремин переглянулись и стали грузить носилки.

На миг вокруг просветлело, раскатился гром. Игорь постоял, цыкнул сквозь зубы, набросал кирпичей в искореженное корыто, потащил к Собачьему Монблану.

Частый дождь мелким горохом барабанил по спинам.

Пусть.

Ребята не выдержат, бросят здесь его одного.

Пусть.

Клим отбросил мокрую прядь со лба. О, если бы сейчас разразился целый потоп!

Снова серую скорлупу неба расколола -голубая трещина. Струи воды сплошь заполнили пространство.

Сильнее! Еще сильнее! Ну, ну, наддай! Наддай еще! Неужели у тебя не хватит силенок согнать с пустыря пятерых ребят?