Кто, если не ты?

Герт Юрий Михайлович

— Цыц! — крикнул Шутов.— Кто здесь председатель?

Вертлявый отскочил.

«Чего он тянет?» — подумал Клим,

Казалось, все только и ждали знака Шутова, но Шутов не спешил. Сунув руки в карманы, он отступил от Клима на шаг и уперся в него неподвижным тяжелым взглядом, как бы что-то соображая и примериваясь.

С ветки развесистого дерева — граба или молодой акации,— под которым они стояли, сорвался ком снега, упал Климу на грудь, зацепив щеку. Клим чувствовал, как на щеке, под виском, щекотно

тает снежинка, ему хотелось растереть ее рукой, но он не мог шевельнуться.

Вот сейчас... Вот сейчас он ударит...— Клим напрягся и стиснул потные кулаки.

Шутов сказал, медленно выжимая слова:

— Интересно мне знать, Бугров, чего ты добиваешься?

— Чего... добиваюсь?

— Да, чего? Чего ты везде суешься, куда тебя не просят? Или ты славы ищешь?.. Героем заделаться?.. Чего ты добиваешься, Бугров?..

— Куда уж мне героем,— сказал Клим, несколько удивленный и даже польщенный вопросами Шутова, — Куда уж мне героем... А добиваюсь я, чтобы подлецов поменьше на свете было. Только и всего.

— Та-ак,— протянул Шутов, помолчав.— А ты каких же подлецов имеешь в виду?

— Да хотя бы вроде тебя,— сказал Клим.

Он услышал, как в зловещей тишине под ногами Шутова заскрипел снег.

— Ты что же, один думаешь со всеми сладить?..

— Не один.

— А кто еще с тобой — эти, что ли? — Шутов мотнул головой туда, где стояли Турбинин и Гольцман.— Втроем вы весь свет переделать на свой лад хотите?

— Нет,— сказал Клим.— Нас много.

— Много?.. Не вижу...— Шутов просыпал сквозь зубы короткий смешок.— Или я слепой, может, как ты считаешь?..

Клим промолчал. И снова подумал, что Мишка оказался прав, надо было прихватить с собой ребят, а теперь на каждого приходится двое, двое и еще какая-то дробь.

— Кончай, Шут! — зашумели вокруг. — Что с ними, до утра волынить?

— Ша, подонки,— цыкнул Шутов.— Мне, может, не с вами, а с умным человеком поговорить приятно!

И, повернувшись к Климу, снова с головы до носков ботинок окинул его насмешливым, оценивающим взглядом.

— А что, Бугров, ты хоть раз в жизни дрался?

— Нет,— сказал Клим, разворачивая грудь и выпрямляясь.— Но это неважно.

— Как же неважно,— сказал Шутов — Как же так — неважно. Ты ведь с подлецами воевать собрался?.. Или ты им лекции про мораль читать станешь, головастик?

— Лекции не лекции,— сказал Клим, — а кулаком новую душу не вставишь.

— А ты что про душу заговорил? — сказал-Шутов.— Или ты в бога веришь?

— Я в человека верю, — сказал Клим.

— В человека? — сказал Шутов. —Ишь ты, головастик, слов каких нахватался...

Клим и сам почувствовал, как смешно тянуть дальше эту канитель, но не успел ответить, чтобы разом положить ей конец — его слух резанул громкий, какой-то захлебывающийся смех Шутова, неожиданно

прозвучавший в оцепенелом воздухе. Его сначала поддержали несколько голосов, но потом они смолкли, а Шутов все смеялся — одиноким, безудержным, похожим на всхлипы смехом, и Клим с изумлением и испугом смотрел на его странно раскачивающуюся, хохочущую фигуру.

Новая, невероятная мысль замерцала вдруг в мозгу Клима, даже не мысль еще, а нечто вроде неясного сострадания шевельнулось в нем, в самой глубине, под камнем гнетущей ненависти к Шутову...

Но смех оборвался так же неожиданно, как и возник.

— Веселый ты человек,—сказал Шутов, распрямляясь, и Клим увидел даже в сумраке, как заблестели у него глаза. —Веселый ты человек, Бугров...

Он вразвалочку подошел к Климу и, оглянувшись на свою банду, задержался, улыбаясь, на Мишке и Игоре, а потом потянулся к Климу, снова обдав его запахом водки,— потянулся с таким видом, словно хотел по секрету шепнуть что-то ему на ухо, и крикнул, во всю силу легких:

— А вы как с Чернышевой!.. Все вместе, или в порядке очереди?..

Прошло секунды три, прежде чем Клим опомнился. Да, не умел он драться. Шутов только слегка откинулся всем корпусом назад — и Клим неуклюже болтнул рукой в пустом пространстве.

— Неплохо для начала! — с каким-то радостным азартом рассмеялся Шутов.

Он быстро присел на корточки и, коротко всхрапнув, ударил Клима теменем в живот.

Перед глазами плеснуло пронзительно-яркое пламя — и погасло. Клим очнулся уже на снегу, скрюченный тупой, охватившей все тело болью. Шутов сидел у него на груди с широкой, неподвижной, будто приклееной улыбкой, методично размахивался и хлестал его по щекам.

Рядом барахтался Мишка; он перекатывался с кем-то в обнимку. Краем глаза Клим заметил Игоря— тому на секунду удалось вынырнуть из месива кишащих, извивающихся тел. Они еще сражались, а он лежал, раздавленный, прижатый к земле стыдом и болью.

Он собрал все силы и попытался скинуть с себя Шутова, но его кто-то крепко держал за ноги, а Шутов только еще тяжелее насел на него задом.

— Ну, как, головастик, веришь в человека? — сказал Шутов, на миг задержав занесенную над его головой руку.

— Верю! — прохрипел Клим, в бессильной ярости царапая пальцами плотно утрамбованный снег.

— Ну-ка...—сказал Шутов и наотмашь ударил его по лицу.

— А с подлецами воевать будешь?..— расслышал он, когда снова опомнился.

— Буду! — выкрикнул он, едва расцепив разбухшие деревянные губы.

Он увидел, как метнулась вверх рука Шутова, но прежде, чем она успела обрушить на него новый удар, Клим, спеша и боясь, что не успеет, сгреб языком всю соленую, горькую слюну, которая наполняла рот, и вытолкнул Шутову прямо в его улыбающееся, торжествующее лицо.