Кто хоть раз хлебнул тюремной баланды
Шрифт:
Когда Фаллада после одиннадцати дней заключения вернулся в дом господина Шпонара, он перестал «веселяться». Он снова раздражается, слов не выбирает, отказывается не только от своих устных обязательств, но и от договора о найме квартиры — и на следующий же день убеждается, что недооценил местных нацистских боссов. Ему открыто угрожают, и он вносит Шпонару квартирную плату за три месяца вперед, а потом удирает из Беркенбрюка, чтобы снова поселиться в пансионе Штёссингер.
Это раздражение и доходящий до бешенства гнев заканчиваются нервным срывом. Фаллада засыпает теперь только со снотворным и снова начинает пить. Правда, через неделю он пытается взять себя в руки, но тут его постигает новый удар: ему присылают сценарий «Маленького человека», переделанный настолько, что
Больше полутора месяцев проводит Фаллада в клинике Вальдзиверсдорф в Бранденбургской Швейцарии. Он старается побороть депрессию, но улучшение наступает медленно. Он почти не следит за тем, что происходит в столице. А там меж тем десятого мая на площади Оперы сжигали книги.
Тринадцатого мая Геббельс, выступая перед членами Биржевого союза, пытается снять предъявленное его правительству обвинение в «гонениях на культуру» и заявляет издателям и книготорговцам: «Новое правительство избавило вас от необходимости решать многие задачи, которые вы решали в течение последних сорока лет: теперь вам не нужно больше печатать и распространять книги», — и произносит фразу, блестяще характеризующую сущность нацистского правительства: «Там собрались далеко не худшие головы, которые, однако, крайне мало читали». Это были те самые «головы», которые исключили из Прусской Академии искусств Томаса и Генриха Маннов, Рикарду Хух, Дёблина, Леонгарда Франка, Кайзера, Кёллермана, Шикеле, фон Унру, Вассермана и Верфеля.
Десятого июля Фаллада сообщает своему издателю, что чувствует себя значительно лучше и готов работать, а сестре (Элизабет Хёриг) пишет, что он «снова с головой ушел» в роман.
Но через неделю судьба наносит ему новый удар. 18 июля его жена после тяжелой беременности родила двух девочек-близнецов, одна из которых умерла три часа спустя. Фаллада заливает вином и это горе, но уже через три дня вместе с Петером Циглером отправляется искать новую квартиру — и покупает дом с участком в Карвице, неподалеку от Фельдберга. Этот дом и станет для него наконец уютным и покойным пристанищем на целые одиннадцать лет. «Берлин, — пишет он в конце июля своему старому другу Хансу Кагельмахеру, — и вообще город раздражает меня и угнетает». А это поместье было словно создано для спокойной жизни и плодотворной работы.
В начале августа Фаллада приезжает в Фельдберг и сам следит за ремонтом дома, а иногда даже принимает в нем участие. Наконец 12 октября вся семья, состоящая теперь из четырех человек, переезжает в Карвиц. Через три дня писатель сообщает своему издателю: «Все мои папки и папочки расставлены, все письма написаны, мое чувство педантизма удовлетворено: завтра сажусь за „Пополам — или заложу“». 16 октября он вплотную приступает к работе над продолжением романа, к двенадцатой сцене шестой главы.
Фаллада пишет по шесть, по восемь, по десять, а иногда даже по двенадцать страниц в сутки, успевая после этого еще надиктовать четырнадцать, пятнадцать, а то и все шестнадцать страниц на машинку. Девятого ноября он посылает в издательство «сырой» вариант романа, затем перерабатывает его и 27 ноября отправляет готовую к печати рукопись. А ровно через неделю в Карвиц приходят первые листы корректуры.
Когда роман вышел, Эрнст фон Саломон признал, что это — «лучшая из всех книг о тюремной жизни». Так он сообщает в своих воспоминаниях, написанных лет пятнадцать спустя. Что ж, признание, пожалуй, более чем обоснованное: эту жизнь он познал на собственном опыте. Но почему и сегодняшний читатель, спустя более полувека, беря в руки эту книгу, верит, что все, рассказанное Фалладой — чистая правда, что так оно все и было, что такую книгу не мог написать человек, изучавший материал «по источникам»?
Биография писателя — по крайней мере, та ее часть, которая была известна широкой публике, — никак не подтверждала предположения,
Однако факты и события, побудившие Фалладу написать «Пополам — или заложу», действительно имели место в его жизни, хотя и много лет назад. Рудольф Дитцен, «паршивая овца» из добропорядочной семьи, «блудный сын» чиновника немалого ранга, сорок лет «верноподданно» прослужившего отечеству, еще в юности считался психически неуравновешенным. Не везло ему с детства: то в очередной раз тяжело заболеет, то попадет в какую-то передрягу. На шестнадцатом году жизни этот мало общительный, но музыкально одаренный мальчик, ученик шестого класса гимназии, попадает в катастрофу. В следующем году переносит тиф, а в 1911 году его впервые помещают в неврологическую клинику. Осенью того же года он убил из пистолета своего товарища, с которым вместе решил добровольно уйти из жизни, для вида разыграв дуэль, и после этого без малого два года провел в различных санаториях.
Летом 1913 года двадцатилетний Рудольф Дитцен, успевший к тому времени окончить лишь семь классов гимназии, начал изучать сельскохозяйственное дело, завершил обучение в 1915 году и потом почти три года служил письмоводителем в усадьбе, «младшим научным ассистентом» в Палате земледелия одного из сельскохозяйственных районов и специалистом по разведению семенного картофеля в одном из аграрных учреждений в Берлине. Там-то Фаллада, еще в семнадцать лет решивший, что будет писателем, — уже тогда он написал свои первые стихи и сделал первые переводы — и начал писать роман «Юный Годешаль». Было это в июне 1917 года. А в июне 1919 года издательство «Ровольт» подписало с ним договор, и он… отправился в наркологическую клинику, потому что еще прошлой зимой пристрастился к морфию, и курс лечения еще продолжался, когда в феврале 1920 года он получил первые экземпляры своей только что изданной книги.
Выписали его весной, и он почти сразу снова начал принимать морфий. Снова попал в клинику и лишь в конце года еле живой добрался до остром Рюген, где жил его друг Ханс Кагельмахер, усердный землепашец, увлекавшийся астрологией и другими, мягко говоря, необычными вещами. Дитцен некоторое время спокойно жил у него в Гуддерице, работал «прислугой за все» в его усадьбе — и в течение 1921–1922 годов написал роман «Антон и Герда». Кагельмахер помог другу отвыкнуть от наркотика, но зато приучил к алкоголю, изготовил фальшивый аттестат зрелости, поскольку Дитцен не имел права на настоящий, и, кроме того, регулярно составлял ему гороскопы — а тот, конечно, верил…
Деньги к тому времени уже значительно обесценились, и Дитцену пришлось несколько раз наниматься на работу в крупные усадьбы; но платили ему там мало, денег на то, чтобы вести привычный образ жизни, не хватало, и осенью 1922 года произошел скандал: Дитцен, работавший тогда в поместье Нойшёнфельд в Бунцлау (Силезия), вывез и продал перекупщику часть урожая пшеницы. Дело раскрылось, и на Дитцена подали в суд. Впрочем, судебное разбирательство затянулось, и Дитцен между делом (с помощью кагельмахеровского фальшивого аттестата) устроился счетоводом в усадьбу Радах в Ноймарке. Инфляция меж тем достигла своего апогея, воровство стало обычным явлением, и Дитцену приходилось чаще исполнять обязанности ночного сторожа.
Тем временем суд присяжных города Бунцлау наконец вынес ему приговор: шесть месяцев тюремного заключения. Но Дитцен сумел утаить этот факт от своего работодателя, а полгода спустя — и от зерноторговца-оптовика Кипферлинга в бранденбургском городке Дроссене, у которого работал счетоводом до 15 апреля 1924 года. После этого он вернулся в Гуддериц, еще несколько недель дожидался повестки, получил ее и 20 июня явился в тюрьму своего родного города Грейфсвальда. из которой вышел 3 ноября, за семь недель до окончания положенного срока, и поехал обратно к Кагельмахеру.