Кто хоть раз хлебнул тюремной баланды
Шрифт:
Но выстукивать без передышки адреса кажется ему бессмысленным занятием, все равно при расчете с Зайденцопфом в конце недели его сбережения уменьшаются на пять или десять марок. Неужели так будет всегда? Тут есть несколько человек, которые годами приходят сюда работать.
Заведующий бюро Мергенталь не самый плохой начальник. К примеру, помогает своим подчиненным, если работа срочная. И то, что сам сделал, раздает им, чаще всего Беербоому, но и Куфальту как-то раз досталась сотня штук. Еще
— Сколько сделали? — спрашивает Куфальта Маак.
— Четыре сотни. Даже триста восемьдесят. О господи, до чего трудно! С каждым днем у меня получается не больше, а меньше.
— Верно. — Маак согласно кивает. — Поначалу так бывает почти со всеми. Получается все меньше и меньше.
— А вы… тоже? — спрашивает Куфальт и обрывает сам себя.
— Да, я тоже, — улыбается Маак. — Да, пожалуй, таких здесь большинство. Может, только двое-трое просто безработные. Но точно никто не знает.
— Что, и Мергенталь тоже из наших? — шепчет Куфальт.
— Мергенталь? — Маак задумывается. А может, ему просто неприятен вопрос. — Точно не знаю. — И снова углубляется в работу.
А Беербоом уже опять бушует. Накануне вечером он отвозил на тележке готовые адреса и разузнал на фирме, сколько они платят за тысячу.
— Двенадцать марок! Целых двенадцать! А нам платят пять или шесть! Здесь заправляют бандиты, обиралы, разбойники с большой дороги!..
Но тут открывается дверь, и Мергенталь входит в комнату:
— Беербоом, вам положено писать, а не болтать языком! Ведь знаете же, если услышат госпожа Зайденцопф или фройляйн Минна…
— «Фройляйн Минна!» — передразнивает его Беербоом. — Уши вянут, когда слышу «фройляйн Минна»! Подголосок ханжей-попечителей! Мы тут и пресмыкаемся, и писаниной себя гробим, чтобы эти бабы как сыр в масле катались! Сами двенадцать марок гребут, а нам — шесть в зубы, и баста! Это называется справедливость!
— Господин Беербоом, сейчас же замолчите! Я не могу это слышать, мне полагается обо всем докладывать Зайденцопфу…
В конце концов Беербоом успокаивается, и Мергенталь никому ничего не говорит. Но Минна опять подслушала, а от нее все узнал Зайденцопф.
— Беербоом, я передам вас полиции! И ваше условное освобождение полетит к чертям! Выбирайте: или — или. Это мое последнее слово!
На следующий день ему мылит шею уже сам пастор. Беербоома изничтожают, попирают ногами, растаптывают, его жалкие попытки протеста заглушаются громоподобными раскатами начальственного баса. Беербоома обязывают исправиться и работать продуктивнее.
За
Но и Куфальта опять вызывают к пастору Марцетусу.
— Мне сказали, что вы все еще здесь.
— Пастор Цумпе, конечно, уже написал вам все, касающееся денег?
— Пастор Цумпе? — пренебрежительный жест. — Я и не думал заниматься этим вопросом. Вы написали своему зятю?
— Да.
— Он запрашивает, довольны ли мы вами.
— Ну и как — довольны?
— Частенько являетесь домой с опозданием.
— Но всегда под опекой господина Петерсена.
Пастор на мгновенье задумывается:
— Ваш зять — человек состоятельный?
— У него своя фабрика.
— Так. Фабрика. Вы просили, чтобы все ваши вещи переслали сюда. Естественно, сделать этого нельзя. Если что-нибудь пропадет, мы окажемся в ответе.
— И поэтому вы мной недовольны?
Вид у пастора и впрямь недовольный. Но отвечает он весьма уклончиво:
— Ну и тон у теперешней молодежи! А ведь мы стараемся вам помочь.
— Значит, вы мною все же довольны?
— Работой вы себя не слишком-то утруждаете.
— Господин пастор! Разрешите мне выехать из приюта и ежедневно приходить сюда на работу, как это делают другие.
Пастор отрицательно мотает головой:
— Рановато, рановато! Переход должен быть плавный.
— Но в уставе написано, что пребывание в приюте ограничивается месячным сроком.
— «Как правило», — сказано там, — «как правило».
— А разве я — какой-то особый случай?
— На что вы собираетесь жить?
— На то, что заработаю здесь.
— Но вы зарабатываете меньше четырех марок в день. Нет-нет, у вас, видимо, что-то другое на уме.
— Что у меня на уме?
Но пастор не желает отвечать: то ли устал, то ли чем-то раздосадован, то ли просто заскучал.
— Здесь вопросы задаю я, господин Куфальт. Нет, я напишу вашему зятю, что на ближайшее время вы останетесь пока у нас. Может быть, в июле… Нет-нет, идите. Впрочем, до свиданья.
В пятницу Зайденцопф медоточивым голосом возвещает за ужином:
— Господин Петерсен, мне бы хотелось, чтобы в воскресенье вы открыли нашим юным друзьям красоты природы, созданной Богом в окрестностях Гамбурга. И поэтому отпускаю вас всех на целый день. Можете отправиться утром пораньше и в виде исключения вернуться вечером часов в одиннадцать или даже двенадцать. Что вы на это скажете, господа?
Петерсен выпаливает одним духом:
— Я бы предложил им съездить в Бланкенезе, господин Зайденцопф. Может быть, удастся искупаться. А вечером пошли бы в хороший театр.