Кто и как изобрел еврейский народ

Занд Шломо

Политический провал и отступление из Синая после войны 1956 года остудили головокружительную эйфорию, вызванную военной победой. В марте 1958 года, на фоне снизившегося накала национальных чувств, Исраэль Бар-Иехуда, тогдашний министр внутренних дел, видный представитель левого сионистского лагеря (один из лидеров партии «Ахдут Ха-Авода»), издал внутриведомственную директиву, согласно которой «человек, искренне провозгласивший себя евреем, будет зарегистрирован как еврей без предъявления дополнительных доказательств». [544] Национально-религиозная общественность немедленно выразила свое возмущение. Многоопытный Давид Бен-Гурион, возглавлявший тогда израильское правительство, ясно понимал, что государство, основанное на массовой иммиграции, не может решать «кто есть еврей» исключительно на основе «искренней [545] принадлежности». Он немедленно отменил секулярную поправку своего министра; прежний туманный статус был восстановлен. Министерство внутренних дел, вернувшееся под контроль религиозного

лагеря, продолжало регистрировать евреев согласно старому принципу – исходя исключительно из «идентичности» матери.

544

Илем И. Иудаизм как статус-кво. С. 12.

545

То есть добровольной.

Настоящий характер еврейской национальной идеи, последовательно формировавшей законы уже существующего государства, ясно проявился четырьмя годами позже. Шмуэль Освальд Руфайзен (Rufeisen), широко известный как «брат Даниель», в 1962 году подал в Верховный суд иск, в котором потребовал обязать государство признать его евреем по национальности. Руфайзен родился в 1922 году в польской еврейской семье и в юности присоединился к молодежному сионистскому движению. Во время нацистской оккупации он героически сражался в партизанском отряде и спас немало еврейских жизней. На определенном этапе, скрываясь от преследования, он нашел убежище в монастыре и принял христианство. После войны он стал священником и, специально чтобы эмигрировать в Израиль, присоединился к монашескому ордену кармелитов [546] . В 1958 году Руфайзен прибыл в Израиль, чтобы разделить судьбу еврейского народа, ибо по-прежнему считал себя сионистом. Отказавшись от польского гражданства, он обратился с просьбой о натурализации на основании закона о возвращении, утверждая, что, даже будучи католиком, он продолжает оставаться евреем «по национальности». После того как его просьба была отклонена Министерством внутренних дел, он апеллировал к Верховному суду. Большинством голосов (четверо против одного) судьи решили, что законы государства Израиль не признают Руфайзена евреем. Удостоверение личности он, как ни странно, получил, но со специфической записью в графе «национальность»: «неясна».

546

О жизни этой героической и уникальной личности см. следующую книгу: Tec N. Dans l’antre des lions. La vie d’Oswald Rufeisen. —Bruxelles: Ed.Lessius, 2002. (Не могу не порекомендовать русскому читателю романбиографию Улицкой Л. Даниэль Штейн, переводчик, посвященный тому же герою (М.: Эксмо, 2007). —Прим. ред. русского издания.)

Отход (предательский!) от иудаизма и переход в христианство, в конечном счете, перевесили вымышленный биологический детерминизм. Суд ясно постановил, что еврейская «национальность» не существует отдельно от облекающей ее религиозной оболочки. Этноцентрический сионизм, пытаясь определить самого себя, не сумел обойтись без галахических костылей, и светские судьи осознали эту национально-историческую необходимость. Этот приговор бесповоротно изменил израильскую метаидентичность; отныне причастность к еврейскому народу перестала опираться на личный (тем более, декларативный) выбор человека. Только высшая судебная инстанция оказалась вправе решать, какова «национальность» того или иного гражданина, живущего в своем собственном государстве [547] .

547

О позициях судей по этому вопросу см. в книге: Марголин Р. (ред.). Израиль как еврейское и демократическое государство —полемика и сопутствующие источники. —Иерусалим: Всемирное объединение по изучению иудаизма, 1999. —С. 209–28 (на иврите).

Еще один важный этап выяснения, кто же все-таки является евреем, был пройден в конце 60-х годов. В 1968 году майор израильской армии Биньямин Шалит подал иск против министра внутренних дел, отказавшегося записать евреями двух его детей. В отличие от «брата Даниеля», мать этих детей родилась не еврейкой, а шотландской «гойкой». Шалит, заслуженный офицер победоносной израильской армии, утверждал, что его дети воспитываются как «евреи» и, следовательно, хотят быть полноправными гражданами государства «еврейского народа». Пятеро из девяти верховных судей постановили, что дети Шалита являются евреями «по национальности», но не по религиозной принадлежности. Увы, это беспрецедентное судебное решение моментально всколыхнуло весь политический истеблишмент страны. Следует помнить, что это происходило в «большом» Израиле, уже после войны 1967 года, когда под военным контролем Израиля оказалось значительное нееврейское население, и болезненный страх перед смешением с иноплеменниками не только не ослабел, но даже усилился. В 1970 году под давлением религиозных кругов Закон о возвращении был наконец-то дополнен точным и исчерпывающим определением аутентичного «сына народа Израиля»: «Евреем является тот, кто был рожден от еврейской матери или принял иудаизм и не является приверженцем никакой другой религии». После двадцати двух лет сомнений и колебаний инструментальная связь между раввинистической религией и национальной «органикой» стала окончательной и неразрывной.

Разумеется, многочисленные светские апологеты национальной концепции предпочли бы более гибкие и «научно обоснованные» критерии

еврейства. Например, можно было бы постановить, что еврейство можно унаследовать и по отцовской линии, или отыскать наконец какую-либо генетическую характеристику, указывающую на еврейские корни. Однако ввиду отсутствия более широких традиционных критериев и достаточно строгих «научных» данных иудейско-израильское большинство было вынуждено примириться с галахическим взглядом на проблему. По мнению этого большинства, следует предпочесть жесткую религиозную традицию (по вопросу о еврейской идентичности) опасной неопределенности, способной превратить Израиль в «еще одну» либеральную демократию, являющуюся достоянием всех ее граждан. Нашлись, разумеется, и другие израильтяне, не пожелавшие примириться со столь однозначным определением своего еврейства. Один из них после принятия этой поправки к Закону о возвращении даже обратился в Верховный суд с просьбой изменить запись о национальности в своем удостоверении личности с «еврей» (точнее, «иудей») на «израильтянин».

Доктор Георг Рафаэль Тамарин был преподавателем педагогики в Тель-Авивском университете. В 1949 году Тамарин иммигрировал в Израиль из Югославии и объявил себя евреем. Попросив в начале 70-х годов записать себя не евреем, а «израильтянином», он руководствовался двумя соображениями.

Во-первых, по его мнению, недавно утвержденные критерии принадлежности к еврейству носят «расово-религиозный» характер. Во-вторых, за годы существования государства сформировалась израильская нация, и истец ощущает себя ее частью. Так как Министерство внутренних дел не удовлетворило его просьбу, он обратился в Верховный суд. В 1972 году иск Тамарина был единогласно отклонен судейской коллегией. Она решила, что ему придется остаться евреем по национальности, поскольку израильской нации вообще не существует [548] .

548

Постановление 70/630, Тамарин против государства Израиль, Верховный суд справедливости, 20.01.1972. В своем иске Тамарин опирался на тезисы, изложенные в книге французского социолога Friedmann G. Fin du peuple juif? (Paris: Gallimard, 1965). Основная мысль этой книги (чрезвычайно доброжелательной по отношению к Израилю) состоит в том, что в настоящее время происходит формирование израильской нации, по своим характеристикам в корне отличающейся от исторического иудаизма.

Примечательно, что президент Верховного суда лауреат Национальной премии Израиля Шимон Агранат не ограничился отклонением иска Тамарина как противоречащего духу Декларации независимости, а углубился в суть дела и попытался разъяснить, почему еврейская нация существует, а израильская – ни в коем случае. Терминологическая неряшливость Аграната (особенно когда речь идет об определениях народа и нации), с одной стороны, его склонность опираться исключительно на субъективные факторы – с другой, категорический отказ считаться с личным выбором отдельного человека – с третьей, – все это весьма симптоматично для господствующей в Израиле метаидеологии. Впрочем, когда Агранат привел в качестве решающего доказательства существования еврейской нации слезы, появившиеся на глазах у десантников после захвата Стены Плача в Восточном Иерусалиме, стало ясно, что статьи в израильской прессе повлияли на него гораздо больше, нежели классические исторические и политико-философские труды. Это обстоятельство не помешало ему при составлении приговора по иску Тамарина продемонстрировать глубокую историческую и философскую эрудицию.

Несмотря на однозначное «узкое» определение еврейства, данное Законом о возвращении, прагматические интересы государства были достаточно сильны, чтобы не допустить сокращения притока «белых» иммигрантов. После всплеска антисемитизма в Польше в 1968 году в Израиль прибыло немало семей, в которых один из супругов не был «легитимным евреем». В Советском Союзе и во всей зоне его влияния, так же как и в либерально-демократических странах, во второй половине ХХ века неуклонно увеличивалось число «смешанных браков», что заметно ускоряло врастание евреев в различные национальные культуры (в 1972 году это обстоятельство побудило Голду Меир, тогдашнего премьер-министра Израиля, заявить, что еврей, вступающий в брак с «гойкой», на ее взгляд, присоединяется к шести миллионам жертв нацистского режима).

В свете этого «угрожающего прореживания» израильским законодателям пришлось уравновесить «узкое» определение еврейства существенным расширением «права на репатриацию». Параграф 4а, добавленный к Закону о возвращении (так называемый «параграф о внуках»), предоставлял право на репатриацию не только «чистокровным евреям», но и их «нееврейским» детям и внукам, а также членам их семей (прежде всего супругам). Теперь достаточно было одного признанного евреем дедушки, чтобы все его внуки и их супруги получили право на израильское гражданство. Это важное решение позднее распахнуло двери страны перед беспрецедентным миграционным потоком, хлынувшим в Израиль в 90-е годы, после крушения Советского Союза. Эта массовая миграция, не имевшая идеологической мотивации (не следует забывать, что еще в 80-е годы Израиль просил США не принимать еврейских беженцев из СССР), отличалась тем, что более 30 % прибывших в ее рамках «репатриантов» не были зарегистрированы в своих документах как евреи.

То обстоятельство, что из миллиона иммигрантов около трехсот тысяч не были признаны «сынами еврейского народа» (израильская пресса говорила тогда об «ассимиляционной бомбе с часовым механизмом»), не остановило процесс упрочения этноцентрической идентичности, начавшийся еще в конце 70-х годов. Приход к власти партии «Ликуд», возглавляемой Менахемом Бегином, парадоксальным образом усилил две совершенно различные (разумеется, имевшие место и ранее) тенденции в израильской политической культуре: этнизацию и либерализацию.