Кто ищет...
Шрифт:
В самом деле: не пьет человек, не курит, никого не убил и не ограбил, не хам и не циник — этого, кажется, сверхдостаточно по нынешним меркам. Но разве он не должен быть еще трудолюбивым? И благородным? Смелым и волевым? Добрым и образованным? И непременно интеллигентным? И обязательно мечтателем? Интеллектуалом? Хорошо, а если он умен, но бездельник? Трудолюбив, взял первое место на конкурсе «лучший по профессии», гонит по две нормы вместо одной, но — пьет? Кого-то спас при пожаре, смелый, решительный, но — без полета мысли? Образованный, мягкий, добрый, но — беспринципный? Искренний, честный, но — ретроград? Противник всяческих нововведений? Столько различных комбинаций, и хоть бы одна, чтобы «кругом шестнадцать»!
И тогда вы скажете журналисту, не желая брать грех на душу: «Простите, но в моем окружении вроде бы
Премного благодарен за рекомендацию! Из всех качеств, свойственных людям, «просто хороший парень» — самое непостоянное и неопределенное. Талантливый человек — так мы точно знаем: талантливый. Честный и благородный — так он при всех случаях жизни другим быть не захочет и вряд ли сможет. А что означает: просто хороший парень? Давно ли и надолго ли? А ну как испытать его должностью, но не по знаниям, властью — не по уму, работой — но в трудных условиях? Или просто крупной суммой денег? Кто возьмет на себя смелость предсказать, какие метаморфозы произойдут с его «хорошестью»?
Мой блокнот тем не менее заполнялся фамилиями. В несколько часов я объездил всех кандидатов, но эти знакомства с высоты птичьего полета ясности не прибавили. Каждый действительно был просто хорошим, обладал какой-то суммой положительных качеств и какой-то суммой отрицательных, не без этого, однако, чье соотношение «лучше», я решить не мог. И, полагаю, на моем месте любой испытал бы такие же затруднения.
Сколько мы говорим и пишем о положительных героях, а точного, научно обоснованного критерия их положительности не существует, если не считать приближенного, выраженного в известном «кодексе». Когда сидит человек, осужденный за преступление, одного этого факта достаточно, чтобы оказаться вне нашего признания. А для того, чтобы быть нами признанным, надо обладать каким-то количеством каких-то качеств.
Каким и каких?
Лично по мне, так все кандидаты были хороши! Но когда «все хороши», невольно попадаешь в положение «буриданова осла», который, как известно, потому» остался голодным, что был на одинаковом расстоянии между двумя одинаковыми охапками сена.
В конце концов выбор пал на Александра Дудина. Помог — откровенно в этом признаюсь — случай, несколько странный, но давший мысль. Дудин тоже был в списке кандидатов, и вот, покидая его квартиру, я столкнулся на лестнице с соседкой, пожилой женщиной. Заметив мать Александра, закрывающую за мной дверь, она вдруг сказала, не обратив на меня никакого внимания: «Эх, Сонька, счастливая ты мать, повезло тебе с сыновьями!» Не знаю, право, какие личные обстоятельства вызвали к жизни эти слова, но я тогда же подумал: в наше время они дорого стоят.
Так будет ли ошибкой полагать счастье современной матери достаточным основанием — нет, не для того, чтобы считать сына подлинно воспитанным, так далеко мы не пойдем, — для того, чтобы рискнуть с выбором героя?
Дудин. В момент, когда мы познакомились, Дудину было семнадцать лет. Небольшого роста, крепкий на вид, в движениях неторопливый, в словах сдержанный, — что еще? — в джинсы одетый, с модной современной стрижкой, с доброй улыбкой — вот, пожалуй, и все, что бросилось в глаза при первой встрече. Никакого особого почтения к возможной газетной славе Дудин не проявил, что, не скрою, приятно меня удивило. Мы говорили, не глядя на часы, но, как только я закрыл блокнот, он прокричал на кухню матери: «Ма, полтинник дашь?» — «На что?» — «В кино пойду!» — «Хватит тридцати копеек». После такого диалога он взял деньги и, вполне удовлетворенный, ушел. Добавлю: чистый взгляд, естественное поведение, ни капли рисовки.
За первые семнадцать лет жизни человек очень редко зарабатывает себе биографию; в лучшем случае он успевает заложить под нее фундамент. Главным строительным материалом служат конечно же не слова и даже не мечты, а поступки — не всегда значительные, но уже содержащие довольно точную проекцию на будущее. Если, положим, я вам скажу, что Саша Дудин в семилетнем возрасте замучил до смерти кошку, вы испытаете беспокойство за дальнейшую судьбу ребенка. Но если вы узнаете, что он спас птенца, подвергнув при этом свою жизнь опасности, — ну, может, не жизнь, а всего лишь здоровье, — завтрашний
Так вот, Дудин никогда в своей жизни кошек не мучил, а птенца действительно спас, мне рассказали эту историю во дворе, где все и случилось много лет назад. Там и сейчас стоит восьмиметровый шест, к которому прибит скворечник. Когда однажды из него выпал птенец, мальчишки с воплями кинулись к месту падения, но раньше других успел самый маленький — Саша Дудин. Он бросился на землю, буквально телом прикрыл птенца и закричал: «Мой! Мой! Мой!» Убедившись, что его «право» признано, он снял кепку, положил в нее живой комочек, взялся зубами за козырек и полез по шесту наверх. Мальчишки, потрясенные, вероятно, не столько смелостью своего товарища, сколько самим фактом спасения, стояли внизу полукругом, задрав головы, и даже не заметили, как вторым рядом за ними встали взрослые. Один их них, тот самый, который и рассказал мне эту историю, признался, что сердце его ушло в пятки и не возвращалось, пока Дудин благополучно не вернулся на землю. «Ну, не дурак? — искал он у меня сочувствия. — А чего не скрою, того не скрою: уважаю Саньку. Человек!»
Пойдем дальше. После восьмого класса Александр принял решение уйти в ПТУ, — поступок этот я тоже отношу к числу фундаментальных. «Кого в ПТУ волоком волокут, а энтот сам пошел», — сказал мне еще один сосед Дудиных, и сказал сущую правду. Из школы Александра не гнали, он учился не хуже других, мог и до десятого дотянуть, и даже в институт попробовать, однако предпочел ПТУ — очень спокойно, без ложного пафоса и без колебаний. Почему? «И там, и там, — сказал Дудин, — десятилетка, но тут еще плюс профессия. Чем плохо?» В дни, когда мы общались, он проходил последнюю перед выпуском практику на автозаводе. Его ждала работа слесаря-инструментальщика, и он ее не боялся, имея перед глазами пример отца, двадцать пять лет отдавшего этой профессии. По мнению Александра, работа ему предстояла «интересная и с чертежами», заработок до двухсот в месяц, «если меньше, нет смысла учиться в ПТУ», что же касается института, то «он меня чего-то не потягивает, хотя и не заказан». Отмечу еще, что родители полностью доверили сыну решать вопрос. Они были довольны своей собственной судьбой, никому не завидовали, престижных соображений не имели — в том смысле, что на сына, как на призовую лошадь, никогда не ставили, «кем будет, тем и будет, лишь бы человеком», — по всему по этому решение Александра было воспринято ими как нормальное и разумное.
Обращаю внимание читателя не столько на факт ухода в ПТУ, в наше время уже лишенный исключительности, сколько на мотивы, которые двигали нашим героем. Они свидетельствуют о трезвом взгляде на жизнь, об отсутствии комплексов, о реальной оценке собственных возможностей. Примечательно еще одно обстоятельство: в тот год из класса ушли вместе с Дудиным всего три человека. Но если бы, наоборот, только трое остались, а остальные, как это иногда у нас бывает, «всем классом» подались в ПТУ, наш герой все равно поступил бы так, как его «потягивало».
Мне стал известен и такой случай из жизни Дудина. Однажды, еще учась в школе, он вступился на улице за незнакомую девчонку и, как мне было сказано, «здорово дал» ее обидчику. На следующий день этот самый обидчик явился в дудинский двор, сопровождаемый компанией в составе не менее чем двадцати человек. Он сам безошибочно поднялся на третий этаж, нажал кнопку звонка и сказал Саше, открывшему дверь: «Выйди, надо поговорить». Дудин со своим школьным приятелем смотрел в этот момент телевизор. Он узнал парня и сказал: «Минут через десять, как кончится кино». Через десять минут глянул в окошко. Компания ждала. Приятель посоветовал: «Саня, может, не стоит?» В ответ Александр надел нейлоновую куртку на молниях и пошел из квартиры. В дверях остановил приятеля, сделавшего было за ним движение: «Ты посиди, у меня нет ключа». Дудин умел драться, немного знал самбо, а главное — быстро оценивал ситуацию и, как выразился приятель, от которого мне стало известно о происшедшем, «давал первым». На этот раз драки не получилось, потому что компания, увидев Дудина в одиночестве, стушевалась и стала выяснять отношения на словах. Еще более скисли ребята, когда Дудин попросил их «не выражаться», так как «этого» не любил.