Кто моя мама
Шрифт:
В детской комнате милиции на Лиговке нашлась подробная запись, сделанная инспектором в августе 1949 года. Там было сказано, что трехлетняя «потеряшка» называет себя не то Галей, не то Гулей, фамилию произносит неясно: «Мокусева» или «Мокрусева», возможно,
Бабушка и внучка
Весеннее солнце заглядывало в окна. В открытую форточку вместе с теплым воздухом врывались чириканье воробьев и веселые крики ребят, пускавших кораблики в лужах на дворе.
— Окна пора открыть и вымыть, — озабоченно сказала бабушка. — Да вот руки не доходят.
— Твои руки пусть и не дойдут до окон, — отозвалась Галя, поднимая голову от учебника. — Неужели мы не отковыряем замазку и не вымоем рамы и стекла? Правда, Зина?
— Что ж… можно, — без особого энтузиазма согласилась Зина. — Я еще не мыла, но можно попробовать.
Девочки учили уроки за большим обеденным столом. На другой половине стола бабушка что-то кроила. Время от времени она снимала очки и отправлялась на кухню помешать в кастрюлях.
Мысленно Зина пересчитала окна у них в квартире, — в столовой два, в спальне два, в кухне — одно, — и легонько вздохнула. С тех пор, как поселилась у них Галя, жизнь стала интереснее, но кое в чем труднее.
Галя старается бабушке во всем помочь.
А Зине же неловко сидеть сложа руки, когда Галя подметает, стирает, моет посуду, штопает Котькины чулки. Приходится и ей заниматься домашней работой.
Уже недели три прошло, как Галя у них поселилась, а Зина все не может опомниться, что выпала ей на долю такая редкая удача: лучшая из ее подруг оказалась ее собственной двоюродной сестрой. Кто бы мог подумать! Зина гордится перед ребятами всех четвертых классов, а у них в школе четыре четвертых класса: у других-то ребят, небось, не нашлась сестра, а у нее нашлась! И Галиным дядей Павлом Зина тоже гордится, хоть и не видела его никогда. Но она читала его письма. Галя ей все показывала: и первые открытки, и письма, где дядя Павел писал: «Эх, Галка, Галка! И как тебя угораздило заболеть скарлатиной?», и то письмо, где он удивлялся и радовался, что Галя нашла своих родных…
— Бабушка, а когда мы теперь к Мишеньке пойдем? — спросила Галя.
Маленький черноглазый Мишка один раз побывал у них со своей мамой, а то все бабушка с Галей к ним ездят. Зато
Пока Зина обо всем раздумывала, Галя кончила учить уроки и пошла на кухню к бабушке. Сейчас же бабушка ее приласкала:
— Ласточка моя! Птичка пригожая!
Первые дни бабушка Галю от себя ни на минуту не отпускала, словно боялась, что опять она потеряется.
Затаив дыхание, Галя слушала рассказы бабушки о своих папе и маме. Теперь Галя хорошо знает, кто ее мама… была! Правду сказала Мария Лукьяновна, что мама Галю не бросила. Разве такая хорошая мама когда-нибудь бросила бы свою дочку? И кто папа был, Галя знает. Долго-долго она вглядывалась в их лица на фотографии.
Целый альбом разных фотографий показала ей бабушка, а про одну сказала:
— Насквозь я ее проглядела…
На фотографической карточке улыбалась маленькая, лет полутора девочка с бантом на светлых кудряшках.
— Кто это? — спросила Галя.
— Да ты, моя лапушка! Ты!
— Неужели? — удивилась Галя. — Какая смешная! Веселенькая…
Так вот она, маленькая Гуля-Леночка Емельянова, о которой больше семи лет так горевала бабушка. Очень странно было Гале на нее глядеть и не верилось, что это — она сама.
Прибежал со двора уже загоревший на весеннем солнце Котя.
— Почтальон хотел в наш ящик сунуть! А я у него взял. Вот!
На протянутом конверте знакомым почерком было написано:
«Настасье Акимовне и Галине Степановне Емельяновым»
— Бабушка, дядя Паша тебе, значит, ответил! — обрадовалась Галя. — Ты же ему писала. А фамилию одну поставил, видишь? Правильно! Мы ведь обе теперь Емельяновы.
Гале вписали в метрику ее прежние отчество и фамилию, а имя свое она менять не захотела: слишком к нему привыкла.
Бабушка любовно смотрела, как ее Гуля-Галя, сияя от радости, распечатывает конверт, и мысленно благодарила всех хороших людей, повстречавшихся на пути ее внучки.