Кто не спрятался
Шрифт:
Витька сидел понурившись. А Степанида поизучала с полминуты его лысеющую макушку и влупила напоследок:
– Не забудьте про темпы инфляции. Когда вы освободитесь, эти двадцать тысяч могут стоить меньше, чем сейчас двести рублей.
Она закрыла сейф, повернула ключ в замке и бросила на меня нескрываемый победный взгляд, который читался однозначно: вот, мол, как надо работать! После чего пошла к двери, сказав на прощание:
– Ну, это все не мое дело. Разбирайтесь сами. Я скоро вернусь.
Ай, хороший следователь
Не знаю даже, как и объяснить ход своих дальнейших мыслей. Собственно, мыслей во множественном числе не было, была одна мысль: никогда больше такой шанс мне не представится. Дурацкая история. Ведь совсем недавно я, кажется, сам себе очень убедительно растолковал и доказал, что незачем мне лезть в это дело. Почему же тогда я наклонился к Витьке и сказал быстрой скороговоркой, что времени у нас мало и чтобы поэтому он слушал меня внимательно, а отвечал быстро? Не знаю...
Байдаков поднял на меня удивленные глаза, его явно поразила происшедшая со мной перемена. Она и меня самого поразила. Я сказал:
– Вот что, милый друг. У меня есть предположение, что тебя элементарно подставили: и деньги тебе подложили, и молоток, и все остальное. Но доказать я пока ничего не могу, понял? Я не знаю, ни кто это сделал, ни зачем. Может быть, все дело в этой твоей квартире, в этих двадцати или скольких там тысячах...
– Тридцать, – севшим голосом вставил Байдаков.
– Тем более, – отреагировал я. – Поэтому быстро отвечай на мои вопросы. Кто тебя свел с этой Скачковой?
Он колебался не более секунды.
– Генка Шкут, адреса у меня нет, только телефон. Я больше ничего расспрашивать не стал, только записал телефон в блокнот.
На какое время вышла Степанида? Сколько у меня минут? Три? Пять?
– Второе. С кем ты пил в тот день?
Витька наморщил лоб и стал перечислять:
– Сашка Пузырь, Валька-хромой, еще Петр Сергеевич такой, он всегда в шляпе. Вроде все...
– А потом?
– Потом – убей Бог, – развел он руками.
– Ладно, – сказал я. – Теперь учти, если ты покажешь Степановой, что я с тобой про это говорил, мне хана. И тебе тогда тоже. Окончательно. Понял?
Байдаков не успел ответить, вошла Степанида. Недолго она отсутствовала! Но мне, кажется, хватило.
– Побеседовали? – спросила она, усаживаясь за свой стол.
– Более или менее, – ответил я уклончиво и, уже поднявшись, сказал, обращаясь к Байдакову: – Значит, подумай, а я тебя еще навещу.
Он то ли головой дернул, то ли кивнул. И до тех пор, пока обитая дерматином дверь не захлопнулась за моей спиной, я ощущал на затылке байдаковский взгляд. Боже правый, что я наделал! Ведь я дал ему надежду!
10
Пельмени
Жрать хотелось ужасно. До слюноотделения. До отчаянной мысли поставить пельмени к стенке и расстрелять их из служебного пистолета. Я принес из хозяйственного шкафчика молоток и стамеску. “Сейчас я их раскромсаю к чертовой матери”, – подумал я. Вода в кастрюле уже вовсю кипела. Я ударил раз, другой. Кажется, пошло дело... И тут раздался звонок в дверь.
Чертыхнувшись, я отложил свои орудия и побежал открывать, на ходу отряхивая руки от муки. Передо мной стоял Арсений Федорович Черкизов.
– Не ждали? – Он переложил палку из одной руки в другую и улыбнулся. – Разрешите войти?
Первой мыслью, скакнувшей в голову, было заявить, что мои приемные часы на сегодня закончились. Но в следующий миг я понял, что это было бы слабостью, трусостью и глупостью одновременно, а к тому же и полным отсутствием элементарного любопытства. Я посторонился и сказал:
– Почему же не разрешить, Арсений Федорович? Заходите!
Он снял пальто, повесил его на вешалку, огляделся и спросил:
– Куда прикажете?
– В кухню, пожалуйста, – сделал я любезный жест рукой. – Извините, я тут по хозяйству.
– Разумеется, разумеется, – пробормотал он, прошел в кухню и сел на табуретку, которую я ему выдвинул из-под стола, с любопытством оглядываясь. Похоже, скромность моей, вернее, дедовской обстановки его не удивила. Посмотрев с полминуты на мое сражение с пельменями, он приподнялся и сказал: – Позвольте мне?
Взяв в руки слипшийся комок, он подошел с ним к плите и подержал несколько секунд над кипящей водой. Потом резко сжал руками, и несколько пельменей, булькнув, упали в кастрюлю. Он перевернул комок другой стороной и снова повторилось то же самое.
– Знаете, – полуобернулся он ко мне, – мне одно время приходилось заниматься натяжкой проволочных каркасов. Так не поверите, пальцы укрепились до того, что могу пятаки скатывать в трубочку. Как-нибудь напомните мне, непременно покажу.
– Это где же вы каркасы натягивали? – спросил я, снимая с себя фартук. – Или секрет?
Получилось немного грубовато, но он, кажется, не обиделся.
– Какой секрет... В колонии особого режима. У вас специи есть?
– Нет. Только черного перца немного. И долго... натягивали?
– Дайте хоть перец, – вздохнул он. – Натягивал? Долгонько... – И удивился: – А вы что же, совсем не знакомы с моей биографией?
– Представьте себе – нет, – слегка разозлился я. – Знаком только с биографией вашего брата – в общих чертах. А вашу мы пока еще не проходили.
– И слава Богу! – замахал он рукой.