Кто ответит?

Молчанов Андрей Алексеевич

– Реально...
– Джимми прищурился, - реально у меня есть парочка кандидаток. Но надо поговорить...

– Желательно побыстрее, - кивнул мрачно Ярославцев.

– Но почему?..

– Я должен бежать из страны, - прошептал Ярославцев, упорно глядя мимо собеседника.
– Должен!

– А что случилось? Я всегда считал тебя... не обижайся... цельным и честным человеком. Я знал: у тебя хватало недоразумений с властями, но покидать страну...

– Прости, Джимми, - оборвал его Ярославцев.
– Прости, что пришлось тебя разочаровать... Я просто спасаю жизнь. Ничего больше.

Простились у машины. Отъезжая, Ярославцев подумал с радостью: все складывается чертовски удачно! Для... успешного позорного бегства. А вот как будет происходить само бегство...

– Смертельный номер, - пробормотал он себе под

нос.
– Лица со слабой нервной системой обречены на инфаркт.
– И наддал газку, спеша пересечь перекресток на зеленый мигающий свет. Следующий адрес, куда предстояло заехать, вырисовывался теперь очевидно.

Имя адресата: Виктор Вольдемарович Прогонов. Весьма одаренный художник-график, реставратор и попутно - цинкограф. Волей судьбы - неудачник. Художественных открытий Виктор Вольдемарович не совершил, а в узкие врата доходных сфер, где плотно отирались преуспевающие бездари, втиснуться не сумел, несмотря на целую палитру дарований. В то же время один из знакомых Прогонова, способный лишь разнообразно вырисовывать на том или ином фоне профиль вождя революции, занимал ответственные посты, имел две мастерские, учеников и великое множество благ, нисколько не стесняясь ремесленностью скудного своего кредо. С другой стороны, в основе такого процветания лежал тоже своеобразный талант, начисто у Прогонова отсутствующий. И потому жил Виктор Вольдемарович безвестно и скромно - до той поры, покуда не уяснил, что государственная служба с его специальностями дает доходы куда более скромные, нежели те, что можно извлечь, используя специальности приватным образом.

Первые заработки, не обремененные вычетом подоходных налогов, были вполне безвинны: воссоздание старинных полотен состоятельным клиентам. Все шло ровно, хорошо, но вскоре один из состоятельных был задержан как спекулянт отреставрированными художественными ценностями. Так, пусть в роли свидетеля, довелось посетить Прогонову и кабинет следователя, и народный суд, где со всей очевидностью ему дали понять о его специальностях и талантах как о факторах, способных представлять узкоуголовный интерес. Но круг состоятельных вырос, вырос уровень жизни Прогонова, выросли соответственно и запросы, а потому уже приходилось сознательно рисковать. Впрочем, риск по мелочи Виктора Вольдемаровича более не устраивал. Жаждалось крупного дела, дабы единым махом разрешить проблемы финансовые и обеспечить себе уход в жизнь спокойную, праздную, добычей хлеба насущного не омраченную. И такое дело Прогонова нашло. Вернее, сначала нашел Прогонова один очень энергичный человек по имени Алексей, имевший к тому же многозначительную кличку Матерый. Наличие клички выяснилось уже в ту пору, когда дружба их, начавшаяся с банальной реставрации икон, перешла в прочные узы совместного участия в бизнесе по большому счету. За внушительный гонорар Прогонов исполнил заказ на достовернейшую копию знаменитого итальянского мастера. Фальшивку изготовили правдоподобную фантастически. Затем еще одну, еще... Дурные сны начали сниться Прогонову, нервная экзема обметала руки, но наркотик наживы намертво въелся в кровь, не отпускал. Сны снились не напрасно: вскоре вспыхнул скандал. Возмутился кто-то из одураченных иностранцев, раскрыв, себе же в ущерб, источник покупки, и затрепетал искусник Прогонов в преддверии краха... Чудом пронесло. Имя копииста в показаниях обвиняемых не прозвучало, но волк Матерый, приписав сотворение чуда себе, надел на Виктора Вольдемаровича ярмо раба, тотчас потребовав якобы в отплату за чудо разного рода услуг: изготовления паспортов, водительских документов и много прочего - в частности, создания произведений псевдо-Фаберже, из-за которых вновь пришлось Прогонову обливаться холодным потом дикого страха. Но в итоге он оценил ум детально знающего преступную среду шефа: подделки сбывались на фоне действий большой группы иных аферистов, громко прогоревших и тем самым в бурной широте потока своей продукции скрывших маленький, однако поистине золотой ручеек прибыли, полученной Прогоновым и Матерым.

Каждодневный риск становился привычкой, но неблагополучные издержки его неизменно обходили Виктора Вольдемаровича стороной, и, хотя пули отчетливо свистели рядом, прикрытием от них с фронта и с тыла выступал дальновидный Матерый, которому Прогонов теперь верил слепо - впрочем, ничего иного просто не оставалось. Осторожность, естественно, соблюдалась неукоснительная: ни денег,

ни орудий производства, ни толики продукции дома Виктор Вольдемарович не держал, а на конспиративную квартиру-мастерскую, снятую у надежного человека, где созидались старинные фламандские и французские полотна, ездил, соблюдая утонченнейшие нюансы секретности. Не ведал Прогонов одного: не ведал о существовании некоего Ивана Лямзина, тщательно фиксирующего все переговоры своего соседа с “рукодельником Вольдемарушкой” в то время, когда сосед в случайном присутствии возле себя Вани не сомневался.

– Разрешите пройти, Виктор?
– спросил Ярославцев, встав в проеме двери.

– Простите, не имею чести...
– низким бархатным голосом отозвался Прогонов.

– Я - от Матерого.
– Ярославцев напористо шагнул в квартиру, снял пальто, мельком в зеркале уследив за выражением лица Виктора Вольдемаровича.

Это длинное лицо, характерными чертами которого были седые бакенбарды, крупные зубы и длинный, как бы позаимствованный из голландской портретной живописи нос, выражало немалое удивление, но вместе с тем дружелюбие и любезность. Внешний вид хозяина отличался респектабельностью: белая сорочка без галстука, легкие, на тонкой подошве штиблеты, халат с серебряной и золотой ниткой узора...

– Прошу...
– Рука Прогонова указала путь в комнаты, где в прозрачном блеске паркета отражались, чинно расставленные в горках, фарфоровые и хрустальные изделия.

Посреди же комнаты, очень не к месту, стояло чучело пингвина, обутое зачем-то в домашние тапочки без задников.

– Птичка-ласточка моя, - произнес Прогонов нежно и взял пингвина за крыло, - ну-ка проснись, ну-ка ванну пойди прими...

Тут глаз птицы внезапно раскрылся: живой, блестящий... И пингвин, оказавшийся вовсе не чучелом, переваливаясь, вышел вон.

– Живу один, холостяком, - поделился Прогонов, затягивая ловкими холеными пальцами узел на поясе халата.
– Вот... завел фауну. Экзотика, понимаю ваше...

– М-да, - согласился Ярославцев, - чего-чего...

– Ходит сам в туалет, спускает за собой воду, любит принимать душ и обожает тяжелый рок, - гордо доложил хозяин.
– Спит стоя. Очень удобно.

– Признаюсь, поразили, - сказал Ярославцев, усаживаясь в изысканный уют кресла карельской березы.
– Готов отплатить вам тем же. Не возражаете?

Любезное выражение лица Виктора Вольдемаровича преобразилось, став на какой-то миг настороженным, но настороженность эту он легко трансформировал в благожелательную озабоченность. Забарабанил выпуклыми ногтями по ореховому столику с инкрустацией слоновой кости.

– Коньяк?
– вопросил галантно.

– Господин Прогонов, - начал Ярославцев, предложение о коньяке игнорируя.
– Разрешите наконец представиться. Я - Хозяин. Такой пошлой кличкой, увы, меня окрестили дурные люди. То есть я - тот самый человек, на которого неоднократно ссылался ваш друг Матерый как на избавителя якобы от прокурорских напастей и милицейских происков.

– Якобы, - вдумчиво повторил Прогонов.
– Та-ак. А нельзя ли разъяснить, в чем суть прокурорских напастей и ваших намеков в принципе?

– Извольте, - кивнул Ярославцев.
– Разъясню.

Процедура разъяснений оказалась для Прогонова весьма неприятной: от слов собеседника он морщился, как от болезненных уколов, однако в глазах его ощутимо проявлялась готовность, отбросив ложную дипломатию, вести дальнейшие переговоры без затей, напрямик.

– Ну-с, довольно, кажется, - Ярославцев перевел дух.
– Теперь - хорошие новости: надеюсь, первая наша встреча окажется и после... нет, предпоследней. Также надеюсь, что на последней встрече получу от вас несколько необходимых мне документов. Два-три чистых бланка внутренних паспортов, клише печатей к ним, то же - относительно водительских удостоверений...

Мрачная тень какого-то смутного подозрения легла на лицо Прогонова.

– Нет, ошибаетесь,- заметив эту тень, сказал Ярославцев.
– Адрес секретного цеха на Пресне мне известен... там просто музей вещдоков... так что это не провокация, а деловой разговор, означающий: за подобные услуги вы получите еще и солидные деньги. Шантажировать же вас своей осведомленностью я категорически не намерен. Она, осведомленность, - лишь залог и подтверждение моей благожелательности.

– А что означают, в свою очередь... солидные деньги?
– спросил Прогонов с мягкой сатирой в голосе.