Кто против нас?
Шрифт:
Гедройц чувствовал себя истощённым физически и душевно. Он точно не мог вникнуть в смысл всего сказанного старцем. Ему было по-прежнему тяжело, но он был обнадёжен. Он не понимал, что с ним происходит, но знал, что делать, — вечером он пойдёт на курган. Сняв напряжение стаканом кагора, Гедройц уснул. Ему снится, что он в Иудее, что смотрит на тело своего учителя. Очень жарко, солнце сжигает кожу, горячие капли пота попадают в глаза и мешают зрению. И что-то не даёт ему свободно дышать. Давящее чувство в груди нарастает. Он медленно поворачивается и идет вдоль древних улиц. Мысли его путаются, шаг его неровен. Он потрясён и растерян. Он без конца спотыкается на неровной дороге, поднимается,
Картина меняется. Он возвращается на место казни, в его руках кусок материи и какие-то свитки. Он просит воинов положить на землю крест с мертвым телом и вытащить колья. Тело не очень тяжелое и почти теплое. Он оборачивает распятого в материю, закидывает его себе на плечи и медленно идёт к огромному камню неподалеку, где уже выбит гроб. А там, в этой небольшой пещере, достает вчерашнюю чашу и собирает в нее оставшуюся в теле кровь. В чаше отражается Падший Ангел — стоит у входа в пещеру и наблюдает за ним.
Картина меняется. Он видит город над водой, белой стеной обнесенный. Вкруг стен его обходят торжественным движеньем планеты и созвездья. Восторг сладко разливается по телу: купола дворцов сияют златом, сапфирами уложены дома, парчою устланы дороги. Тепло и свет он видит в стенах этого города. Он движется к ним, и они не удаляются. Он слышит пение младенцев, смешно играющих в грудах жемчуга. Своих праматерей и праотцев он видит — и все в одеждах светлой ткани. И сонм людей — с лицом почти его. И издалека старец Иосиф идет к ним лёгкой походкой. И Андрей вспоминает о своём обещании и просыпается.
Глава тринадцатая
Гедройц подходил к Мамаеву кургану. Он невольно вспоминал и о древних захоронениях языческих жрецов за много веков, о Сталинградской битве, о чудовищном числе жертв, о таинственных ее обстоятельствах. Вспоминал то, что говорил ему старец, и проникался значительностью и ужасом этого места. Этот пирамидальный холм, этот курган был собран из мёртвых тел, бывших когда-то людьми, и по ним поднимался Гедройц.
У подошвы кургана ему вдруг перегородило дорогу стадо коров, неторопливо возвращающихся с пастбища. «Но что это может быть за пастбище неподалеку, как они оказались около кургана?» — недоумевал Гедройц. Сначала он решил подождать, когда стадо пройдет, но потом показалось ему, что стаду не будет конца, и Гедройц стал продираться сквозь мычащих животных, раня лицо и руки.
А когда выбрался из этой зловонной толпы скота, на его пути случилось новое препятствие — множество змей и черепах преградили ему путь. Гедройц невольно вздрогнул и попятился. Непонятно, как вдруг появились пресмыкающиеся в этом месте, да ещё в таком количестве. В Волгу они, что ли, на ночь возвращаются? Однако приходится верить своим глазам. Змеи самые разные, серые и блестящие, с шипом и хрустом они копошились в темной траве. Трудно было установить их породу и степень ядовитой опасности, но само их присутствие заставляло трепетать. Вид же перекрывших дорогу черных черепах даже сильнее ужаснул Гедройца. Было что-то неизбежное и гибельное в медленном, но неостановимом движении тупых панцирей. «И они против меня. Как ход времени, как немецкие танки!» — ощущение сходства передернуло его.
Он не мог идти дальше, и в сознание начало пробиваться сомнение: кто-то предостерегал его от чего-то, заставлял остановиться, сделать передышку; может быть, одуматься, повернуть назад? Однако Гедройц развеивал эти мысли, удивляясь своей внутренней собранности и решимости завершить начатое. Свойственные
Казалось, что прежде времени наступала ночь. Здесь, внизу кургана, ещё довольно светлый вечер, но там, чуть дальше, за городом, уже движется тьма, и над курганом тоже стало темнеть понемногу. Огромное черное облако неизменно приближалось, наступила полная тишина. Закатное солнце вскоре было укрыто черным пятном, растянутым на всё небо.
И стремительно с неба на землю упала туча саранчи. Мириады тварей покрыли травы. Гедройц едва успел спрятать лицо. Он вспомнил, что ему рассказывали люди, не понаслышке знающие о том, что такое саранча. Воистину это дьявольское создание, непредсказуемое и неуничтожимое. Саранча всегда появляется внезапно и выжирает всё, что попадается на пути: траву, деревья, скот, человека. Ее нельзя извести. Можно вытоптать и спалить тысячи, но что делать, когда этих тварей миллионы, миллиарды?
Древние люди думали, что это божий гнев, наказание за беззакония. Ведь целые народы вымирали после таких нашествий, оставленные без средств к существованию. Гедройц теперь убедился, что точно посылается саранча свыше, с самого неба. Саранча стрекотала вокруг него, врезалась в кожу, а Гедройц, закрыв руками лицо, медленно продолжал свое восхождение.
В какой-то момент присутствие саранчи стало менее болезненным, а потом Гедройц и вовсе перестал слышать характерный хруст и шум. Он открыл глаза и увидел, что стоит перед каким-то небольшим водоёмом, вода в котором светилась неожиданно голубым светом. «Значит, саранча не любит воды… Но почему вода не стекает с пологого склона кургана?» — подумал Андрей.
Он вдруг услышал голос, и это был голос старца Иосифа. Гедройц вздрогнул, обернулся. Вокруг никого не было, и Андрей понял, что голос звучит в его собственной груди. Старец говорил ему: «Хочешь увидеть свой путь? Подойди к воде». Гедройц послушался, подошёл к водоему и увидел свои отражения, окрашенные закатным небом в разные цвета. Негромкий голос Иосифа продолжал: «Это твои ипостаси в тебе и твои поприща, в прошлом и будущем. Вспомни себя в этих отражениях и проникай в них.
В первом отражении ты совсем юн, тебя испугала мысль о себе, о своей смерти. В тебе проросло зерно к знанию, горение духа, жаждущего ответов. Укрепляемый умом и силой предков, ты принял ученичество, радостен послушанием и начальным пониманием. Вот другое отражение: твое лицо приняло черты твоего отца, ты строишь дом и растишь деревья, возвращая корни почве, ты жив только своей землей. Ты продолжатель рода, ваятель и певец, ты покоряешься велениям своей души, а она возжелала игры и любви.
Вот и другое отражение: схваченный первой болезнью, ты вспомнил долги и несешь служение. Твое время — время первой зрелости, ты овладел искусством слияния с врагами и мудростью находить соратников. Вот ещё одно отражение: ты умер и преобразился, теперь тебе вручены скрижали знания.
Ты учитель предания, продолжатель духовного рода, во всех странах и народах. Ты близок к вершине, готов осуществить главное дело, ты носитель совести и хранитель истины. Ты произносишь неведомое прежде слово, и ему удивится мир. Всмотрись в последнее отражение: ты молчишь, ибо тайна, что ты несёшь в себе, непроизносима. Служение твоё здесь исчерпано».