КТО РЕПРЕССИРОВАЛ В 30-х БРАТЬЯ БЕРМАНЫ? СТАЛИН? ИЛИ... Том 9.
Шрифт:
Известный в то время еврейский писатель Лион Фейхтвангер (1884-1958), живший в Германии и во Франции, красиво пиарил Сталина за пределами СССР. В 1936-1937 гг. он побывал в СССР, несколько часов говорил со Сталиным, и в 1937 году в Амстердаме издал хвалебную книгу о Сталине «Москва 1937. Отчет о поездке для моих друзей»; чего стоит название одной хвалебной главы — «Сто тысяч портретов человека с усами». Этой книгой он в определенной мере нейтрализовал вышедшую в 1936 году критическую, антисталинскую книгу французского еврейского писателя Андре Жида «Возвращение из СССР». В перечисленных сферах, как видим, дела в СССР шли довольно успешно, а в политической жизни СССР
Пошел третий год обоснованной расправы над заговорщиками-троцкистами, и накал репрессий по нарастающей достиг своего апогея, максимального накала. За пределами СССР Лейба Бронштейн задумал перехватить у Сталина руководство коммунистическим движением за пределами СССР и с помощью своих американских спонсоров стал организовывать свой Интернационал. Одновременно Бронштейн-Троцкий пытался сражаться со Сталиным на информационном поле — как раз в январе 1937 года Сталину принесли книгу Троцкого «Преданная революция».
Троцкий по-прежнему утверждал, что он настоящий ленинец, а Сталин нет — изменник, предал революцию, и продолжал противопоставлять Ленина Сталину. Кстати, этот прием — противопоставление Ленина Сталину, одновременно с идеализацией кровавого Ленина, используют и современные троцкисты, например, выдающийся каббалист, маккабист и известный еврейский идеолог и телеведущий В. Соловьёв в своей книге «1001 вопрос о прошлом, настоящем и будущем России» (М, 2010 г.) пропагандирует Ленина: «Ленин является единственным российским философом и политиком, который не просто известен в мире, но идеи которого до сих пор доминируют во многих политических движениях. Можно признавать или отвергать взгляды Ленина, но не отдать должное его гению невозможно.
Ленин и его идеи — часть мировой истории. Великий политический деятель, наследие которого будут изучать во всем мире ещё десятилетия — для использования позитивного опыта и недопущения трагических ошибок».
Поскольку В. Соловьёв не конкретизирует «позитивный опыт» Ленина, а учитывая, что Ленин до 1923 года, до паралича, в захваченной Российской империи, ничего не построил, кроме малюпасенькой показушной, пропагандистской сельской электростанции, то, вероятнее всего под позитивным опытом он понимает успешный захват Российской империи, благодаря новейшим на то время политтехнологиям. На этом примере мы видим парадоксальную вещь — слияние в горячих объятиях двух совершенно одинаковых позиций: современного еврейского политтехнолога, неотроцкиста В. Соловьёва и Геннадия Зюганова, Анпилова и прочих коммунистов.
Ещё один удар по имиджу Сталина за пределами СССР Бронштейн-Троцкий нанес через старого большевика Б.Н. Николаевского (1887-1966), который после встречи в Париже с Николаем Бухариным опубликовал в «Социалистическом вестнике» в Париже 17 января 1937 года антисталинское «Письмо старого большевика», подписанное загадочно «Y.Z.». Вычислить информатора Николаевского в СССР особого труда не составляло. В 1959 году Николаевский признал своё авторство этого письма, а в декабре 1965 года он признал, что информацию для этой антисталинской статьи получил в 1936 году от Н. Бухарина. Кроме этого неистовый Бронштейн в 1937 году вместе со своими помощниками Альбертом Гольдманом и Яном Френкелем создал комиссию по расследованию судебных процессов в России. Троцкисты в этот период придумали актуальную шутку: «Что такое СССР? — Смерть Сталина Спасет Россию».
Сталин «ответил» по-максимуму — в январе 1937 года в СССР Бронштейна-Троцкого заочно приговорили к смертной казни. Троцкий воспринял эту грозную новость крайне серьёзно и в январе 1937 года забрался
Сталин нанес удар по родным Троцкого, пострадали его дети, — в 1937 году погиб в ссылке его сын Сергей Седов, а старший сын Троцкого Лев в следующем году (1938 г.) был убит в Париже. Оставалась проблема «технического» исполнения приговора Троцкому, и она была решена через два с половиной года — 20 августа 1940 года в ходе операции «Утка». Любопытно отметить, что современные евреи хвалят в своих книгах и выдающегося еврея Лейбу Бронштейна-Троцкого, и открыто гордятся евреем Н. Эйтингоном, организовавшим убийство Бронштейна, удивительная «гибкость» — найти плюсы и повод для гордости в любой ситуации.
В ходе продолжающейся партийной «чистки» в начале 1937 года наблюдалась новая тенденция — появились обвинения секретарей не только в политических «грехах», но и в хозяйственных и управленческих. 16 января 1937 года с должности секретаря Киевского обкома был снят кровавый палач украинского народа П.П. Постышев, а в феврале были сняты с должностей и исключены из партии около 60 приближенных к Постышеву сотрудников. Наказали даже старательного сталинского коллективизатора Б. Шеболдаева за неправильную кадровую политику.
23 января 1937 года начался второй московский судебный процесс над заговорщиками, перед Военной Коллегией Верховного Суда СССР по делу «троцкистского параллельного центра» предстали старые друзья Троцкого, а ныне высокопоставленные советские чиновники и партийцы: Пятаков, Радек, Сокольников-Бриллиант, Шестов, Дробнис, Муралов (к которому тайно ездил из Барнаула ссыльный Раковский) и ещё 11 их коллег по заговору. Пятаков дал компрометирующие показания на С. Орджоникидзе.
На этих процессах вместе с иностранными журналистами и послами присутствовал на суде и затем описал увиденное приехавший в СССР из Франции еврейский писатель Лион Фейхтвангер: «Сами обвиняемые представляли собой холеных, хорошо одетых мужчин с медленными, непринужденными манерами. Они пили чай, из карманов у них торчали газеты, и они часто посматривали на публику. По общему виду это походило больше на дискуссию, чем на уголовный процесс, дискуссию, которую ведут в зоне беседы образованные люди, старающиеся выяснить правду и установить, что именно произошло и почему произошло.
Если бы этот суд поручили инсценировать режиссеру, то ему, вероятно, понадобилось бы немало лет и немало репетиций, чтобы добиться от обвиняемых такой сыгранности: так добросовестно и старательно не пропускали они ни малейшей неточности друг друга.
Невероятной, жуткой казались деловитость, обнаженность, с которой эти люди непосредственно перед своей почти верной смертью рассказывали о своих действиях и давали объяснения своим преступлениям.
Я никогда не забуду, как Георгий Пятаков, господин среднего роста, средних лет, с небольшой лысиной, с рыжеватой, старомодной, трясущейся острой бородой, стоял перед микрофоном и как он говорил — будто читал лекцию. Спокойно и старательно он повествовал о том, как он вредил во вверенной ему промышленности.