Кто сеет ветер
Шрифт:
— Видимо, образованная. Только зачем ей соседи?… Не коммунистка ли? — опасливо произнес Окороков, выйдя из своей комнаты и добродушно выбранив Строева за вранье.
Строев захохотал.
— Ты кто… мужчина? — спросил он, становясь против купца и ставя ногу на стул. — К женщине тебя тянет?
— Ну?
— Ну и этот американец тоже не дерево, потому-то она и спрашивает о нем. За две-три десятки она и к тебе придет, позови только.
Окороков неожиданно рассердился.
— Таких не зовут, не болтай зря… За
Завьялов примиряюще вытянул руку.
— Опять ссора! Ну как вам не стыдно?… На чужбине и то все ругаетесь.
Строев, опасливо поглядывая на вспыльчивого старика, обратился за поддержкой к Завьялову.
— Вот вы писатель, психолог… Изучаете быт Японии… Скажите, какая японская девушка, кроме проститутки и гейши, пойдет одна в гости к европейцу?
Завьялов смущенно откашлялся.
— Да, в Японии это не водится, — согласился он неохотно.
Строев торжествующе поворотился к противнику.
— Слышал, Ннканор Силыч? Уразумел?… У тебя ведь комплекция распутинская. Не обижайся только, пожалуйста, не пыли!.. Я бы на твоем месте постарался отбить такую пампушку у американца, а не антимонию разводить.
Буканов, заинтересовавшись дискуссией, вышел из своей комнаты. После поездки на взморье ему хотелось поваляться в кровати и помечтать о невесте, но разговоры товарищей по квартире сразу настроили его на другой лад.
— Я не говорю, что она проститутка, — проговорил Строев с ораторским пафосом. — Возможно, что она просто намерена выйти на несколько месяцев замуж и подкопить денег. Бедные японские девушки смотрят на это легко. При теперешнем кризисе владельцы Иосивары закупают их у родителей пачками, официально. — Он круто повернулся к Буканову и хлопнул его по плечу.
— Вы вот все собираетесь жениться. Не прозевайте. Это получше вашей вдовы. И хлопот с такой меньше, были бы деньги…
Завьялов ревниво поежился и вздохнул.
— Богатым везде хорошо — и дома и за границей, — сказал он, угрюмо поглядывая на купца и виолончелиста.
— Ага, позавидовал, — просиял Строев.
Завьялов высокомерно пожал плечами.
— Женщины интересуют меня только как типы; как объекты влечения они для меня безразличны. Я прежде всего писатель, — ответил он гордо.
— Знаем мы вас, писателей! — ухмыльнулся лукаво Окороков, почесывая бакенбарды.
Несмотря на преклонный возраст, он тоже не прочь был поговорить на фривольные темы, сразу теряя при этом всю свою мрачность.
Буканов, возбужденный словами комиссионера, как проголодавшийся кот писком мыши, задумчиво произнес:
— Что же она ушла, если действительно ищет мужчину?
— Понятно ч т о, — откликнулся Строев. — Она одна, а нас много. Всех не полюбишь. Затем и дала полчаса, чтобы от лишних избавиться.
Завьялов сунул тетрадку с памфлетом в ящик стола и зашагал из угла
— Лицемерие сейчас, господа, ни к чему, — продолжал Строев с горячностью. — Все вы мужчины, всем она нравится, все мы в достаточной мере распалены… Следовательно, остается одно: предложить выбор ей. Кого она хочет, того и возьмет.
Окороков беспокойно заерзал на стуле и пробурчал:
— Молодого, конечно.
Строев с живостью повернулся к нему.
— Не бойтесь, девяносто процентов за вас… У вас ваши деньги, — ответил он сухо.
Завьялов сел в кресло. Лицо его напоминало теперь негашеную известь.
— Если даже подходить к делу с вашей оценкой, — хрипло обратился он к Строеву, — надо быть деликатнее. Всякая женщина ищет к себе уважения. Деньги не все, господа.
— Самое лучшее кинуть жребий, — предложил Буканов.
— Правильно. Надо, как лучше… по-честному, а не по-скотски, — сказал купец с достоинством.
Строев достал из кармана листок бумаги и карандаш.
— Извольте, напишем. Лотерея так лотерея, — проговорил он с усмешкой.
Комиссионер разрезал бумагу на четыре квадратика, написал на одном из них: «выигрыш», скатал квадратики в трубочки и положил в шляпу.
— Берите.
Окороков подошел, перекрестился и вытащил одну трубочку. Головы всех повернулись к нему.
— Пустой! — крикнул с торжеством Буканов. — А ну, теперь я… Ах, господи, тоже пустой!
Строев уверенно запустил руку в шляпу, но ему помешал литератор.
— Вы могли подсмотреть. Вы последний. Окороков, любопытствуя, заглянул писателю через плечо.
— Обанкротились, капитан взял, — сказал он, нервно позевывая.
Купец потер хмуро лоб и подошел к виолончелисту.
— Сходим куда-нибудь. Голова от ихних затей разболелась.
В квартире остались Завьялов и Строев. Комиссионер закрутил усы и подошел к зеркалу.
— Надеюсь, вы тоже уйдете, — покосился он на писателя, отходя от трюмо к столу и начиная торопливо убирать бутылки и рыбьи объедки.
Завьялов уныло прошелся вдоль комнаты и подошел к победителю.
— Послушайте, — начал он тихо, стараясь сдержать возбуждение. — Для вас все равно… Вам лишь бы женщина, вы и с бульвара возьмете… А мне тяжело: я без жены сколько лет живу…
Комиссионер продолжал прибираться в комнате, стараясь придать ей возможную чистоту и уют. Тряпка в его руке летала по воздуху и вещам, как у заправской уборщицы. Паутина и пыль исчезали, как снег под солнцем. Комната принимала свой настоящий вид.
— Уступите, — продолжал с волнением Завьялов. — Я дам вам взаймы двадцать иен.
Строев презрительно свистнул и отложил тряпку в сторону.
— За деньги такую не купите, — повернулся он к литератору. — Вы заметили, как она сложена?… Венера японская, и обе руки налицо!.. Двадцать иен… Как у вас язык повернулся?