Кто сеет ветер
Шрифт:
за аренду отдать, а сами едят травы да корни деревьев… Вот до чего довели.
— У нас такое же дело. Ни зерна риса. Недоимки жить не дают. Сестренку вербовщику продали, — откликнулся из толпы мрачный голос.
— Мучится народ. Повсеместно! — добавил уныло третий.
В проходе казармы, у фонаря, рослый солдат неторопливо и связно читал полученную от сержанта листовку:
— «…Ради чего и ради кого заставляют нас
— Командир… офицер, а гляди, как правильно пишет! — протяжно и удивленно сказал плосконосый парень, оглядываясь на соседей. — Из-за этих капиталистов всё народы страдают. Все зло от их жадности!.. Нам разве маньчжурские земли нужны?… Своих хватит вдоволь, помещичьих… Дали бы только!
— Дадут тебе. Разевай рот, — весело ухмыльнулся ефрейтор.
— Не мешайте, ребята! Насчет войны тут… Читай, Кодзи! Да громче. Шумят очень.
Взволнованные, слегка подвыпившие солдаты обступили чтеца плотной массой. Метнув косой взгляд на занятого около бочонка сержанта, солдат выразительно продолжал:
— «…Японское правительство заявляет, что Япония борется за мир и порядок в Восточной Азии, но всем хорошо известно, что она ведет захватническую войну, разоряя Китай и саму Японию. Японские рабочие и крестьяне вынуждены нести на себе бремя войны, которую японские капиталисты затеяли ради своих интересов. Должны ли мы подчиниться им?… Нет, друзья! Мы не должны умирать за прибыли паразитов, пьющих нашу кровь и губящих наши жизни. Это не любовь к родине!.. Подлинный патриотизм заключается в том, чтобы защищать интересы самого народа и уничтожать его врагов и предателей. Мы должны открыто, с оружием в руках, выступить против милитаристов… Мы хотим м и р а!..»
Последнюю фразу солдат прочитал, почти выкрикнул, с такой силой, что сержант невольно насторожил слух.
— Эт-то ты что читаешь? — спросил он, хватая из рук листовку. — P-революционная пр-рокламация?… Против войны?… А знаешь, что за это бывает?… А ну-ка, ефрейтор, беги, попроси сюда господина поручика или патруль военной полиции!..
— Виноват, господин сержант, — ответил быстро солдат, — эту листовку вы сами мне дали! Сказали, что это отпечатанная на гектографе речь господина капитана: «О целях нашего выступления против продажных чиновников». У рядового Окано тоже такая есть… И у Хираты! И у Эйтаро!.. Можете убедиться!
Он торопливо взял у стоявших рядом товарищей белевшие в их руках листовки и передал начальнику.
Сержант обомлел. Челюсти его сжались, как у бульдога, повисшего в мертвой хватке под горлом врага.
Что это… пьян он? Или действительно так написано?… Откуда у них революционные воззвания?…
Сержант боялся поверить глазам: на каждый листок с капитанской речью, отпечатанной на гектографе, приходилось по два или по три листка антивоенных прокламаций, которые он только что собственноручно роздал солдатам. Кто их подсунул ему?… За это его самого могли упечь!..
— Н-немедленно!.. В-воз-вратить!.. Об-братно все!.. — крикнул он сиплым голосом, вытягиваясь и сразу трезвея. — Р-рота, смирно! Стать всем по койкам!
Он побежал по рядам, вырывая из рук солдат страшные гектографированные листки…
Над городом
Из казарм пулеметной роты солдаты тащили к автомобилю смертоносные гочкисы и зарядные ящики с лентами, пряча их под брезент от мокрого снега.
Артиллеристы, одетые в походные защитные шинели, звякали на ходу саблями и кинжалами, вполголоса переговаривались, строились в маленькие отряды и шли на свет фар, к раскрытым настежь воротам. Некоторые прятали по карманам ручные гранаты, скользкие и круглые, как гусиные яйца.
Отряды выступали из разных казарм. Людей и машин было много. Но это не было подготовкой к походу в Маньчжоу-Го. Мортирные тяжелые орудия продолжали стоять под навесом рядом с артиллерийскими конюшнями. Кони спокойно жевали сено. Деревянные сундучки с нищим солдатским имуществом по-прежнему возвышались в казармах над койками; постели были не сняты и аккуратно заправлены.
Ночная тревога — в ветер и снег — могла показаться со стороны искусным началом обычных зимних маневров…
Грузовики один за другим мчались к центральным районам Токио. Сквозь шум моторов солдаты перебрасывались отрывочными словами:
— Хорошо. По-умному взбунтовались.
— Офицеры и те спохватились.
— Не подвели бы только.
— Дурень, так им же опасней, чем нам. Капитан Андо прямо сказал…
— Правильно, Сато-кун. Наш ответ маленький. Повинуемся непосредственному начальнику. Не только наш полк, вся армия поднимается. Все изобижены.
— Лейтенант это же пояснял: все их партии против правды идут.
— Капитализму служат, а не народу.
— Предатели! Нет в моем сердце добра для них.
— Как псов перестреляем! Довольно выжимать пот и кровь из народа!
— Никакой войны мне на надо! Никакого Китая!
— Ну-ну!.. Ты без этого…
— А как же?… Наново теперь будем жить! Обязательно! Без помещиков, без капиталистов, без партий.
— Под управлением императора. И никого кроме!..
Снег падал. Столица, как и всегда, жила своей размашистой ночной жизнью, врезаясь в метель и мглу огромными, желто-молочными огнями уличных фонарей, бесчисленных световых реклам, роскошных витрин, бумажных древних фонариков и ярких, сверкающих окон кафе, отелей и ресторанов. Автомобили, трамваи и даже велосипеды, несмотря на погоду, сновали по главным улицам, истошно гудя сиренами. Продрогшие полицейские, прячась от снега под капюшоны дождевиков и в караульные будки, с трудом регулировали движение…
В ту февральскую снежную ночь лорд хранитель печати адмирал Сайто Макото, восьмидесятилетний старик, пышно увешанный орденами, вернулся с обеда в американском посольстве в первом часу. По своей давней привычке, сменив мундир на просторное кимоно, адмирал принял теплую ванну и, уже лежа в постели, попросил жену дать ему две пилюльки старого патентованного лекарства, которое всегда хорошо помогало ему после тяжелых американских и европейских кушаний.
В это же время где-то, за стенами, в стороне вестибюля, раздался и захлебнулся оторопелый крик горничной, возник нарастающий шум голосов и шагов, лязг оружия, и в спальню молча вбежал окровавленный старый слуга. Вслед за слугой ворвались с винтовками и саблями яростные солдаты во главе с офицером, державшим в одной руке револьвер, в другой — обнаженный остроконечный кинжал.