Кто сильней - боксёр или самбист? 3
Шрифт:
В воскресенье вечером в гаштете «У Ганса» народу оказалось не так много, как в прошлый раз. Обычно самый пик посещения этого заведения отмечался по вечерам пятницы и субботы. В обоих залах сидели только завсегдатаи. Навстречу вышел сам хозяин, протянул руку обоим гостям и махнул в сторону небольшого закутка. Сейчас бы его назвали «ВИП-зал».
За единственным столом сидели Ян с Дитмаром. Ян встал и поздоровался только с Тимуром. Друзья сели. Всем участникам переговоров принесли и раздали по бокалу «Радебергского». Гости не знали с чего начать и вопросительно
Правильный вор хлебнул национального напитка, оглядел всех и с усмешкой произнёс:
— Тимур, нам сегодня Ян уже рассказал про гранату в твоём кармане. Мы долго смеялись.
Прапорщик Кантемиров заулыбался, встал и водрузил свой пакет на стол. Немцы переглянулись.
Прапорщик Тоцкий сидел спокойно, ни один мускул не дрогнул на лице начальника вещевого склада. Всё строго по плану…
Русский вытащил первую матрёшку и протянул Яну:
— Для бабушки!
Внук Ян очень любил русскую бабушку и не раз говорил об этом советскому прапорщику.
— Спасибо, Тимур!
Начальник войскового стрельбища Помсен вытащил оставшиеся две матрёшки и обратился к Гансу:
— Ганс, это подарок от нас вашим подругам на завтра, в Международный женский день.
Немцы просто офигели… Хотя в ГДР была традиция отмечать 8 Марта, но не с таким размахом и выходным днём, как было принято в Советском Союзе. При чём здесь женский праздник и сегодняшний разговор?
Гость улыбнулся и пояснил:
— Ганс, мой друг недавно освободился из военной тюрьмы в Лейпциге, где сидела Клара Цеткин (Klara Zetkin). Говорит, там даже есть мемориальная камера, в которую никого не сажают, а только водят посетителей. Вот мы вспомнили про этот праздник и решили сделать вашим дамам небольшой подарок.
После перевода Ганс встал, что-то быстро сказал и убрал матрёшки. Ян не стал переводить. Тимур понял эти слова дословно так: «Не зря же подруга Клара зону топтала…».
Затем Ганс с улыбкой поинтересовался, за что сидел камрад Толик на киче лейпцигского изолятора. Ответ прозвучал строго по полученной инструкции:
— Неуважение к старшим по званию.
После перевода хозяин гаштета одобрительно кивнул. Нормальная статья… Также был задан вопрос по сроку времени отсидки. Толик отвечал спокойно, глядя в глаза Гансу:
— Месяц по приказу генерала. Затем начальник тюрьмы добавил ещё месяц.
По меркам уголовных статей данный срок казался ничтожно мал, но для разговора на равных в этом питейном заведении вполне соответствовал. Какому же уголовнику не интересно послушать про условия мест лишения свободы другого сидельца? Тем более, в иностранной военной тюрьме?
Вопросы текли ровно и с явным интересом. Хотя прапорщик Тоцкий отбыл всего лишь сутки в стенах дрезденской гаупвахты по делу роковой красавицы Сильвии, ответы были спокойными и с подробностями. Только что выученные прапорщиком правильные слова «хата», «шконка», «вертухай» и «параша» требовали особого перевода, и Тимур как мог, объяснял всё Яну. Переводчик добросовестно переводил, устал
Ещё один виновник этой встречи по имени Дитмар оказался забыт и только сердито смотрел на советских прапорщиков.
Неподдельный интерес немецкого преступного мира был удовлетворён. Толик стал в доску своим, хотя и иностранным военным. Рейтинг русского поднялся до высоты показателей недавно освободившегося немецкого уголовника. Перешли к делу…
Дитмар и Толик сидели напротив друг друга. Немец после двух бокалов пива с явным презрением в упор рассматривал советского прапорщика, который пока не притронулся ко второму бокалу. Анатолий сидел спокойно, смотрел в стол и медленно крутил посуду в руках.
Ганс посмотрел на обоих противников, что-то прикинул и кивнул Яну для перевода.
— Тимур и Толик, я вас обоих уважаю. Тимур ты знаешь за что, а с твоим другом мы только сегодня познакомились. Но, Тимур, твой друг увёл чужую женщину, пока муж сидел в тюрьме. Я знаю, что его жена оформила развод и сейчас свободна. Остался ещё сын. У меня вопрос к Толику — у тебя всё серьёзно с Симоной?
Прапорщик Тоцкий встал. И тут прапорщик Кантемиров воскликнул по-русски:
— Толик не надо вставать! Ты не в суде. Здесь друзья.
Эта мизансцена была продумана и отработана ещё в электричке. После перевода Ганс одобрительно кивнул и подтвердил:
— Не надо вставать. Здесь не суд. В этом зале все свои.
Анатолий сел и твёрдо ответил:
— Я собираюсь жениться на Симоне.
— Это хорошо. Но, Толик, ты нанес неуважение к нормальному сидельцу и поэтому ты должен возместить Дитмару ущерб. И мы считаем, что сумма в тысячу марок будет нормальной.
Кантемиров переглянулся с Тоцким. Чего, чего, а такого расклада советские прапорщики никак не ожидали. Рассматривались разные вероятные развития событий вплоть до махача один на один. А тут деньги за свою бывшую жену! Куда катится этот немецкий уголовный мир? Ну, западло же, как ни крути бокал…
Но, со своим прапорщицким уставом в чужой гаштет не ходят…
Кантемиров посмотрел на Ганса:
— Ганс, при всём уважении, зарплата Толика составляет сейчас пятьсот пятьдесят марок в месяц. Мы готовы завтра выплатить Дитмару пятьсот марок.
Бывший муж даже не стал ждать ответа старшего коллегу и выкрикнул:
— Семьсот марок!
Хозяин заведения хмуро посмотрел на соплеменника и перевёл взгляд на оппонентов в этом торге. Тимур спокойно ответил:
— Шестьсот марок. Больше не сможем.
Ганс встал:
— Всё! Разговор закончен. Завтра, Тимур или Толик принесёте мне сюда ровно шестьсот марок.
Дитмар хотел было встать и возразить, но гаштетчик так посмотрел на товарища по бандитскому цеху, что тот сразу сник и сел на место.
Ганс спросил у своих гостей:
— Ужинать будете? За счёт заведения. Это вам за матрёшки.
Время до электрички ещё оставалось, и советские прапорщики изволили откушать, чем саксонский бог послал…
Глава 7