Кто-то дает сдачи
Шрифт:
– Можно нам взглянуть?
– Не знаю… его жена…
– Она его получит,- сказал Хольмберг и посмотрел на конверт.- Гм, адреса-то нет.
– Адреса нет.
– Он что-нибудь говорил о родных?
– Только, что хочет написать жене.
Глава двадцать пятая
1
Хольмберг прочитал письмо.
Там были ответы на все «как» и «почему».
«Однажды вечером я встретил Фрома. Неожиданно столкнулся с ним в городе. Я спросил, как обстоят дела, принял ли он уже решение и есть ли у меня шансы получить
Хольмберг покачал головой и передал письмо Улофс-сону.
Вестсрберг заглянул Улофссону через плечо.
– «…быть безработным не привилегия. Это кошмар,- тихо прочитал Улофссон.- Это равнозначно полному лишению права на существование…»
Он умолк.
– Бедняга,- медленно проговорил Вестерберг.
2
– Как ты себя чувствуешь?
– спросил Хольмберг, усаживаясь на стул возле койки.
– Ничего… Будь я проклят, здесь велят вставать и ходить уже на другой день после операции. Но сейчас все о'кей,- сказал Удин. Облаченный в толстый белый халат, он лежал на постели.
– Отлично. Я пришел сказать тебе, что все кончилось.
– Поймали?
– Да как тебе сказать. Он умер…
И Хольмберг сообщил, что произошло.
– Вот это да, будь я проклят! И все это ты узнал из письма?
– Не совсем. Поговорили с его женой, с соседями - ну и постепенно сложилась более или менее полная картина.
– Он действительно собирался после покушения на Бенгта покончить с собой?
– Так написано в письме. Вот, смотри сам.- Хольмберг вытащил из кармана письмо и прочитал: - «…Выстрелив в Турена, я решил умереть. Погнал на машине в Мальме. Думал там пустить машину в море и исчезнуть, утонуть. Застрелиться духу не хватило. Но, выехав на шоссе, я увидел скопление горящих автомобилей и понял, что произошел несчастный случай. Тогда я до отказа выжал газ и врезался прямо в этот костер. Но неудачно, потому что снова очнулся, в больнице…»
Хольмберг опустил руку с письмом.
– И тогда он попросил нож, чтобы очистить апельсины.
– Гм,- буркнул Удин, разглаживая усы.- И за всем этим стояла ненависть… будь я проклят, странный мир… честное слово…
– Студенческий мир.
– Не только.
– Знаю, что не только.
3
Четверть часа спустя Хольмберг собрался уходить.
– Послушай,- начал Удин.
– Да?
– По-моему, вы с Севедом меня невзлюбили. Хольмберг застыл как вкопанный, но промолчал, ожидая, что еще скажет Удин.
– Уж больно вы ершились,- продолжал тот.
– Брось ты. Мы были измотанные и…
– Щепетильные? Из-за Бенгта? Хольмберг пожал плечами.
– Видишь ли, ты был слишком уж посторонний во всем этом, если тебе понятно, что я имею в виду.
– И чересчур
– Брось,- сказал Хольмберг.- Увидимся до твоего отъезда.
Он закрыл за собой дверь, спустился на лифте вниз и вышел на залитую солнцем улицу.
Глава двадцать шестая
1
Мартин Хольмберг чувствовал какую-то пустоту внутри.
Севед Улофссон был уже не в силах ненавидеть Стефана Стрёма.
Ларе Вестерберг вернулся к себе в отдел.
Начальник полиции был доволен: слава богу, все кончилось.
2
Улофссон поехал к Соне Турен.
Она открыла сама. Вид у нее был очень усталый.
– А-а… это ты, Севед.
– Да. Хотел сказать тебе, что все кончилось.
Она поднесла ладонь к губам и расплакалась. Потом тихо сказала:
– Бенгт…
– Нет-нет. Прости, я неудачно выразился. Мы поймали того, кто стрелял в Бенгта.
– А-а… Входи.
Держась за стену, она прошла в гостиную. Села на диван, уронила голову на руки и молча плакала.
– Ох… до чего же я испугалась.
– Прости. Так неловко вышло. Я сейчас все объясню. И он рассказал о Стефане Стрёме.
– Я, наверное, смогу понять его,- сказала Соня.- Но простить - никогда.
– Я говорил с врачом. Бенгт жив. Состояние вполне стабилизировалось. Может быть, он…
– Поправится? Ты это хотел сказать?
– Да.
– Ты веришь?
– Я надеюсь.
– Да, пожалуй, это единственное, что нам остается… надеяться. Но мне все время кажется, что он уже… там…
– Я понимаю.
В комнату вошла Сарделька и большими глазами уставилась на Улофссона. Подковыляла к нему. Улофссон нагнулся и погладил собаку по голове.
эпилог
Юности вешний рассвет…
1
Как-то вечером в конце мая Мартин Хольмберг ехал домой.
Покончив с делами, он теперь возвращался по Эстра-Вальгатан.
Во дворе школы имени Стрёмберга собралось множество людей. С цветами и плакатами в руках.
Хольмберг остановил машину у тротуара и вышел.
Соборные часы пробили пять.
И вот в дверях появились белые студенческие шапочки.
Хольмберг подошел к ограде и заглянул во двор.
Грянула веселая песня, полная по-весеннему светлой надежды.
Споемте о счастье студенческих лет,
о радости бодрой, кипучей.
Встречаем мы юности вешний рассвет,
и в сердце стучит грядущее.
Еще нас не тронули
вихри невзгод,
надежда нам путь озаряет
и лавровой ветвью во веки веков
союз наш священный скрепляет.
Так станем же верить, что сбудется все,
о чем мы с тобою мечтаем!
Вместе с разноцветными шариками песня взлетела к безоблачно-синему весеннему небу.
Хольмберг смотрел на голубой шарик, поднимающийся к солнцу, и думал: неужели лопнет?
Потом снял с ограды руку: она выпачкалась ржавчиной.
Сел в машину и поехал домой.
К Черстин и Ингер.
2
Этой осенью в Лунде, на Клостергатан, выкопали труп мужчины.
Но на сей раз все было по закону.
Потому что останки принадлежали епископу, который жил здесь восемь столетий назад.