Кто-то еще
Шрифт:
Воспоминания о том дне имели горько-сладкий вкус. Я сломала лодыжку и полтора месяца передвигалась на костылях. Только после физиотерапии я снова смогла нормально ходить, но даже теперь левая нога время от времени немного побаливает.
И все равно я в некотором роде любила вспоминать тот случай, хоть и не разрешала себе слишком часто думать о нем. Тогда я впервые в жизни что-то сломала, но не в этом дело. Я в первый раз поцеловала Аури. Правильнее сказать, Горвина – персонажа, которого он воплощал в нашей группе по ролевой игре живого действия. И вот это
Горвин и Майлин – я изображала целительницу – испытывали друг к другу глубокие, но запретные чувства. Тот день стал очень важным для их отношений. Прошли месяцы, но поцелуй Аури все так же пламенно горел на моих губах. Он страстно прижимал меня к себе, целовал, горячо и жадно – наверное, произошло бы и нечто большее, не споткнись я о тот треклятый корень. Именно он и вырвал нас из объятий лжи, которую мы щедро скармливали друг другу. Мы врали самим себе, что только Гор-вин и Майлин влюблены друг в друга. До чего же бессмысленная ложь! В тот раз, сразу после моего падения, в больнице мы вместе ждали врача, и уже тогда стало понятно, как страсть пылала между нами. Да и в последующие дни воздух между нами будто вспыхивал, но, хвала богам, все как-то само собой погасло. Все это время мы старательно делали вид, что никакого поцелуя и в помине не было. Возможно, так даже лучше. Мы с Аури – лучшие друзья, а всякий раз, когда мы пытались вывести наши отношения на новый уровень, все шло наперекосяк.
Автоматическая дверь отъехала в сторону, и я шагнула сквозь завесу холодного воздуха в клинику. Дрожа, я плотнее запахнула полы кардигана, который предусмотрительно взяла с собой.
Здесь ничего не изменилось со времени моего последнего визита. Яркие лампы мерцали голубоватым светом, и резкий запах дезинфицирующих средств наполнял воздух. До моего слуха доносились почтительные шепотки, а звонкий голос вдалеке выкрикивал чье-то имя. Пустынное место, один его вид сразу же вызвал у меня рвотные позывы. Я бы с удовольствием развернулась и бросилась бежать, но я заявилась сюда, чтобы поддержать Аури, и именно этим я сейчас и буду заниматься.
Длинный коридор привел меня в приемную. Она, по крайней мере, оказалась чуть более привлекательной: красочные журналы на столах, пестрящий всеми цветами радуги автомат со сладостями, яркие детские рисунки на стенах немного оживляли обстановку.
Народу собралось – тьма. Люди всех возрастов занимали дешевые пластиковые стулья. У одних явно просматривались недуги, другие казались здоровыми. Я заметила Аури в одном из дальних углов, он с интересом листал спортивный журнал. Его нога, с обмотанным вокруг ледяным компрессом, покоилась на табурете.
– Привет, – поздоровалась я, занимая свободный стул.
Аури только сейчас отвлекся от своего журнала. Он просиял, увидев меня. Может, мое присутствие не так уж необходимо, но я сразу догадалась, что он рад компании.
– Привет. Как делишки?
– Это я должна интересоваться.
– Я выпил обезбол, так что особо не мучаюсь, просто волнуюсь: вдруг там что-то серьезное, – пожаловался Аури, поднимая
Припухлость сразу бросалась в глаза. Нога заметно увеличилась в размере, кожа на лодыжке сильно натянулась – парень даже кроссовок надеть не смог. Да еще и синяки пошли, фиолетовые выглядели особенно пугающе.
– Как это случилось?
– Мы отрабатывали общефизическую тренировку, и я поскользнулся на мокрой траве. – Аури закатил глаза, мысленно пожелав отшлепать себя за эту напасть. – Как глупо.
– Да такое со всеми случается.
– Но не все из-за такой дряни теряют стипендию, – посетовал Аури, качая головой. – Медсестра в колледже сказала, что ничего необратимого нет, но, если удача от меня отвернется, на какое-то время придется отказаться от тренировок. А если я из-за перерыва буду хуже играть и меня выгонят из команды…
– Этого не случится, – перебила я, пока Аури не затянул себя еще глубже в водоворот вымышленных несчастий. – Ты же фантастически играешь! Подумаешь, пропустишь парочку тренировок и пробных игр – от этого не разучиваются играть в футбол.
Аури мгновение помолчал, а затем, сделав глубокий вдох, неохотно признал:
– Наверное, ты права.
– Я не «наверное» права, а абсолютно точно, – заявила я как можно более убедительно. Я потянулась к его руке, чтобы приободрить. Ладонь у него оказалась холодной и влажной.
– Прости, вспотеешь тут, от таких-то переживаний, – извинился Аури, криво улыбаясь. Перекошенную ухмылку я ему вернула.
– Все будет хорошо. Вот увидишь.
Нерешительно, но он все-таки согласился.
– А еще я надеюсь, они не собираются меня тыкать иголкой. Ненавижу уколы.
– Тогда тебе, видимо, стоит хорошенько подумать о сеансе в «Ломаных чернилах», – заметила я, бросив многозначительный взгляд на уже имеющуюся татуировку, кусочек которой выглядывал из-под рукава рубашки. Насколько мне известно, этот рисунок тянется от груди до спины.
– Игла у тату-машинки царапает только верхний слой кожи. Это не то же самое. А как представлю, что внутрь меня что-то толкают… аж бесит, – запнулся Аури и с ужасом отшатнулся. – Прозвучало как-то фигово…
– Да уж, – промычала я в знак согласия. Я попыталась сдержать хохот, да что толку? Через мгновение я разразилась заливистым смехом. Он громким эхом разнесся по всей приемной, где люди говорили максимум шепотом из уважения к больным и их родственникам. Все вдруг обернулись в нашу сторону, а бабулька, сидевшая напротив нас, возмущенно скривилась.
Плотно поджав губы, я попыталась успокоиться. Вообще-то не так уж и смешно, я же прекрасно поняла, что Аури имел в виду. И все-таки я не могла перестать смеяться над его неуклюжим подбором слов. Плечи тряслись, и я уже едва не задыхалась. Уткнулась носом в плечо Аури, чтобы подавить очередной приступ смеха.
Это сработало, и мне стало легче. Медленно откинувшись в кресле, я вытерла веселые слезы с лица. Я по-прежнему чувствовала на себе осуждающие взгляды окружающих, но мне было плевать на них. Важен для меня только Аури.