Кто услышит коноплянку?
Шрифт:
– Говоришь, спасись сам? Кира, ты что молчишь?
– Все силы со словами ушли. Шучу.
– Слушай, а ты, случаем, не болеешь?
– Нет. Сказал же - устал немного. Да, спасись сам.
– И с чего мне начать свое спасение?
– Считай, что я не заметил твоей иронии. Для начала спасите всем миром этих стариков. Они все еще в деревне, а осень и зима не за горами. Пошли в Соболево Назарову... Попроси учителя-казака связаться со своими коллегами в соболевской школе.
– Этого...
– Да-да, идиота, как ты его назвал.
– Точно.
– Вот и воспользуйся этим. Напомни ему о казацких обычаях, о милосердии. Да что я тебе говорю, ты все сделаешь, как надо.
– Есть кое-какие идеи.
– Вот и хорошо... Кстати, все-таки спрошу. Заранее извиняюсь, если буду бестактным. Где Лена?
– Вопрос, конечно, интересный. Сейчас расскажу. Выпью еще одну рюмочку и расскажу.
– Но она жива, здорова?
– А что с ней сделается? Ушла от меня Ленка. На соседней улице живет. Слушай, брат Кира, мою печальную повесть. И ты поймешь, почему я столько пью.
– Почему?
– А потому, что все бабы - стервы.
– И Ленка тоже?
– Она - в первую очередь. В Тулу я уезжал на неделю, по делам. Вернулся на день раньше. Думал, сюрприз будет.
– Неужели...
– Да, почти как в анекдоте.
– Ленка... Не верю.
– А зря. Нет, в постели они с тем хорьком не лежали. Захожу, вижу: сидят голубки на кухне. Бутылочка вина на столе, сырок порезан. Лена вскочила, когда я в прихожую вошел, глаза сверкают, красная вся. А мужик тот, что с ней сидел, засуетился. Как здорово, что вы приехали, Вячеслав Павлович, у нас на работе событие - решили отметить. Какое, спрашиваю, событие может быть в санэпидемстанции? У сосновских школьников всех вшей вывели? Не дождетесь. Пока у нас, говорю, каждая гнида мечтает стать вошью - такому не бывать. Ты понял мой намек, Кира? Ленка завелась. Как ты смеешь оскорблять честного человека? Ардальон Казимирович порядочный, но очень одинокий
– и дальше в том же духе. Представляешь - Ардальон. Ну и имечко Казимир своему сыночку дал.
– И она ушла?
– Что ты! Мы вроде как помирились. Я даже перед этим... извинился. Представляешь? Конечно, гнида - это резковато.
– Резковато. А что было дальше?
– Да ничего. Как выпью - будто бес в меня вселяется. Фантазия начинает работать. Представляю, как Ардальон Ленку мою на кухне лапал...
– А если не лапал?
– Я же говорю - воображение. Завожусь. Начинаю с Ленкой отношения выяснять. Однажды возьми да скажи ей: "Этот Ардальон-шампиньон хоть целоваться умеет?" Знаешь, что она мне сказала?
– Догадываюсь.
– Вряд ли. В отличие от тебя, говорит, у него не только язык работает. Ну я и вмочил ей... Она повернулась и ушла.
– К сыну Казимира?
– К кому? Нет, к своей матери. Ну, давай, говори, что я свинья, что сам спровоцировал женщину. Давай. Ты же всегда любил на темы морали писать... А с другой стороны, - почти уже кричал Никонов, - она своим ответом фактически
– Кто ты - решать тебе самому. А я тебе лучше стихи почитаю.
– Стихи?!
– Я, когда стихи читаю, всегда успокаиваюсь.
– Валяй, если это не очень длинно, - сказал озадаченный Никонов. "Простить, это значит - забыть"
Я слышал такое однажды. Забыть... Будто гвоздик забить
Так просто, так сложно, так важно. "Прощаю", - скажу не солгу,
Лишь душу сомненьем наполню: Простил - то есть я не напомню,
А вот позабыть не смогу.
– Здорово. В самую точку. Ты сочинил?
– Смеешься?
– Евтушенко?
– Игорь Козлов.
– Не слыхал такого.
– Хороший поэт. Водит в море корабли и пишет стихи. Они помолчали.
– И что ты будешь делать дальше?
– спросил наконец Михаил друга.
– Понятия не имею. Но к ней на поклон не пойду. Я человек тоже гордый. Я не прав?
– Откуда я знаю? Тебе ответишь - опять оппортунистом назовешь. Или гнидой. У тебя, Никон, не заржавеет.
– А мне, представь себе, не смешно. Козлов, в отличие от тебя, правильно все говорит: не могу забыть - и все тут. Какие могут быть здесь советы?
– Слава, - думая о чем-то своем, спросил Киреев, - детей, кажется, у вас не было?
– Не дал Господь, слава Богу.
– Не говори так... И все-таки, можно я дам тебе совет?
– Валяй. Заранее знаю, что скажешь: иди - мирись. А шиш ей с маслом, пусть сама придет.
– Не ходи.
– Ты это серьезно?
– Вполне.
– Интересно. Что же ты посоветуешь?
– Уже.
– Что?
– Посоветовал. И пока сидишь дома, представь, что все твои фантазии - верны. Ленка тебе изменила. И не раз, не два, а все дни, пока ты в Туле находился. Представил?
– То есть как это все дни?
– А вот так. Все мы люди, все мы слабы. Ардальон Казимирович, видно, опытный сердцеед. Ты в последнее время много жене внимания уделял? То посевная, то уборка, то опять посевная.
– Постой-постой. Зачем ты все это мне говоришь? Ты что, оправдываешь ее?
– Нет, я просто ее не сужу.
– Но она же не имела права... пока я там... вот здесь, в моем доме.
– А где ей это делать? Ей же не семнадцать лет.
– Слушай, Кира, ты... ты...
– Говори, не бойся.
– Нельзя же таким циником быть. Ты меня поражаешь. "Все мы люди, все мы слабы". А долг? А верность? Просто слова?
– Славик, только без патетики. Мы же не на обсуждении устава СССР. А когда ты пять лет назад ко мне в Москве со "старой знакомой" пришел и попросил меня на пару часиков комнату вам предоставить - это как? Или что положено Юпитеру, то не положено быку?
– Ой-ой-ой, вспомнил. Скажешь, ты перед своей Галиной чист?
– Не скажу. Просто очень хочу, чтобы ты понял: за все в жизни надо платить. Я заплатил. Галя теперь жена другого человека.