Кубанский шлях
Шрифт:
– Ротмистр Залесский, Вы ведь недавно из Петербурга, расскажите что-нибудь новенькое.
– Господа, право не знаю. Всё то же, о поручике Ржевском.
Андрей заинтересовано посмотрел на Залесского. Сухощавый и ещё не старый человек отличной выправки и приятным, с тонкими чертами лицом. Неужели отец Лизоньки?
– А Вы были с ним знакомы?
– пытал Залесского старик, вероятно предполагая, что все, прибывшие из Санкт-Петербурга, встречались с легендарным поручиком.
– Нет, но он, кажется, племянник бригадира Ржевского, героя прошлой русско-турецкой кампании,
– А-а....
– Знаете, - ротмистр весело подмигнул Андрею, - его как-то спросили:
– Поручик, вы играете не гитаре?
– Играю, - отвечает Ржевский.
– А на клавесине?
– Играю.
– А на барабане?
– Конечно, играю.
– А на арфе, поручик?
– Нет, на арфе нет - карты сквозь струны проскальзывают....
Офицеры, почти все любители карточной игры, развеселились. Залесский, лениво помахивая кием, продолжил:
– Прекрасное солнечное утро. Ржевский вышел на крыльцо - румяный, молодцеватый - и аж крякнул от удовольствия. Прыгнул в седло, проскакал версту, только пыль столбом. Вдруг остановился, посмотрел вниз и хлопнул себя по лбу: "О! А лошадь-то где?", и поскакал обратно.
Андрей уже слышал, и не раз, эти истории, он мысленно готовился к разговору с рассказчиком. После ужина осмелился подойти к нему.
– Простите, Вас зовут Александр Петрович?
– Он самый, Александр Петрович. А Вы сын князя Барятинского Ильи Фёдоровича, и мы с Вами родственники по моей покойной жене?
– Выходит так.
Андрей испытывал смущение. Ему очень хотелось открыть отцу Лизоньки свою сердечную тайну, но боязнь, что Александр Петрович засмеётся или переведёт разговор в шутку, остановил его. Он только осторожно заметил, что Лиза вышла из пансиона и живёт у Волошиных.
– Я знаю. Она писала мне об этом, - благодарно кивнул Залесский. Далее были разговоры о политике, о надвигающейся новой войне с турками.
– Вы когда едете?
– прощаясь, спросил Залесский
– Завтра, с утра.
– Я Вас провожу.
Серый, туманный рассвет длился бесконечно долго, даже когда всё было подготовлено к отъезду. Егор стоял возле кибитки и посвистывал. Новое дело, которое он задумал, кажется, пошло. Вдруг он услышал слегка забытый голос... Барин?! Померещилось? Нет! Нет! Это он, его господин! Дрожь прошла по телу и остановилась где-то внизу живота.
– Дорогой Андрей Ильич, надеюсь на дальнейшие отношения. Ведь на тысячу вёрст вокруг ни одной родственной души, кроме Вас. Письмишко с оказией пришлёте, новости из Санкт-Петербурга - для меня всё чрезвычайно интересно. Ну, и я, в свою очередь, не забуду нашу неожиданную встречу...
– Непременно, дорогой Александр Петрович....
Егор запрыгнул в кибитку. От ужаса кожа покрылась пупырышками, и душа в груди затрепетала, как пойманный воробей. "Точно, барин! Ан, как узнает! Не сносить мне головы! К тому же ещё и родственник моему хозяину!" - плясали мысли, наполненные страхом.
– Егор! Егор!
– услышал оклик Барятинского, - экипаж готов?
– Эге, ж!
– едва выдавил с хрипотцой Егор, скорчив до неузнаваемости лицо.
Залесскому почудился голос Авдюшки, беглого
Экипаж тронулся.
На обратном пути Андрей вспоминал все подробности встречи с Залесским и не заметил, что Егор был сам не свой.
21. Егор Мокошин
Тогда, в прошлой жизни, Авдей и не собирался после побега встречаться с Фролом, который должен был выступить козлом отпущения в его преступном деянии. У него были совсем другие намерения. Пока суд да дело - поиски двух беглых крестьян, следствие, он спрячет драгоценности и начнёт осуществлять свою хитрую задумку.
Так и произошло. Укрыв мешок барина в тайном месте, он подкараулил обоз чумаков, следовавших в губернский город N... и, наврав им с три короба, уговорил взять его с собой. По дороге Авдей всячески обхаживал и веселил спутников. И когда чумаки приехали в город на постоялый двор, поселился как один из них. Сами его позвали, для смеху. Заселение прошло удачно, благо, проезжий документ был один на всех - у старшего артели. Так беглый крестьянин стал для постояльцев третьеразрядных нумеров чумаком из Малороссии.
Пока товарищи Авдея занимались торговыми делами, он приступил к осуществлению второй части своего замысла: любым путём раздобыть документы вольного человека. Снова становиться крестьянином, пусть и свободным, он не хотел. Если уж такое дело затеял, надо войти в более высокое сословие. И поскольку он считал себя человеком культурным, то стать мещанином или купцом для него в самый раз.
Украсть бумаги, да ещё человека с его собственными приметами, было сложно. Много препятствий.
Во-первых, никто не носит бумаги с собой. Они нужны на случай выезда за пределы губернии или даже страны.
Во-вторых, это должен быть молодой человек, среднего роста, худощавый, русоволосый, с зелёными глазами.
В-третьих, он должен заниматься делом хоть сколько-нибудь знакомым Авдею.
То есть, надо сначала найти такого человека, затем втереться к нему в доверие, даже подружиться с ним так, чтобы он пригласил к себе на квартиру, и незаметно обобрать.
Авдей ходил по незнакомому городу, разглядывал прохожих и понимал, как всё это непросто. Где? Где тот, который ему нужен? Как его встретить? Пока ему везло. Но повезёт ли дальше? Он прочитал молитву, которая ему всегда помогала, и тут прямо перед его носом распахнулась дверь, и на улицу вышел чисто выбритый молодой человек почти одного с ним роста. Он, было, последовал за ним, но увидел, что тот сильно хромает на правую ногу.
Авдей развернулся и поднял глаза на вывеску над дверью. Это была цирюльня. Он смело вошёл в заведение. Здесь его епархия! Пахло мылом, нашатырём, краской, одеколоном. На столе разнообразные ножницы, расчёски, щипцы для завивки волос и усов...
Цирюльника было два: старый и молодой. Он сел в кресло к молодому. Тот не был похож на Авдея. Чуть ниже ростом, брюнет.... Вот разве глаза, желтовато-зелёные, смахивали на его. Ну, не беда, масть подправить можно.
– Подстричь? Завить? Побрить?
– услужливо осведомился цирюльник.