Кубинский зал
Шрифт:
На несколько мгновений я задержал ладонь на холодном лбу Джея, но сделал ото, разумеется, не для него, а для себя.
– О'кей, – сказал помощник эксперта. – Вы закончили?
Я отступил в сторону, и помощник протянул мне планшетку с официальным актом опознания тела, предварявшийся статьей об ответственности за дачу ложных показаний. Далее шел собственно текст, согласно которому я подтверждал, что предъявленные мне человеческие останки принадлежат… да. Я расписался.
– Ну вот, – удовлетворенно вздохнул помощник эксперта. – Спасибо. Можете идти.
– Еще нет, – неожиданно вмешался детектив Макомбер.
– Почему? – удивился помощник.
– Разве вы не хотите, чтобы кто-нибудь забрал тело? – спросил детектив.
– Вообще-то
– Ну вот, сейчас мы это и оформим! – сказал Макомбер почти радостно. – Родственников у покойного нет, зато я нашел его адвоката.
– Погодите, погодите, я вовсе не…
– Не беспокойтесь, я же предупреждал, что это пустая формальность. Вот, возьмите… – Он вручил мне визитную карточку с адресом похоронного бюро. – Эта контора находится в трех кварталах отсюда. Они заберут тело к себе и сохранят – забальзамируют, заморозят – словом, сделают все, что нужно. Нам необходимо освободить место – в конце концов, это Бруклин и умирают здесь не только от старости.
– О'кей, – сказал я. – Я все сделаю.
– Вы позвоните им сегодня?
– Конечно.
– Вот и отлично. Сейчас я выдам вам вещи погибшего. – Макомбер кивнул помощнику эксперта, и тот достал из специального выдвижного ящика картонную коробку:
– Вот, возьмите.
Я заглянул внутрь. Там лежала одежда.
– И еще вот это… – Детектив протянул прозрачный пластиковый пакет с герметической застежкой. – Бумажник, наручные часы, книжечка мокрых картонных спичек…
Я взглянул на содержимое пакета сквозь прозрачную стенку. Спички были из стейкхауса; часы оказались испорчены морской водой. Потом я снова заглянул в коробку с одеждой.
– От этих вещей здорово воняет, – заметил я.
– Угу, – согласился помощник эксперта. – Именно поэтому мы так спешим от них избавиться.
Я вспомнил кусочек суси на тарелке перед Джеем.
– Кстати, отчего он все-таки умер?
Макомбер протянул мне свою планшетку, перевернул два верхних листа и ткнул пальцем в длинный параграф:
– Вот. Я прочел:
… Легкие и желудок погибшего заполнены морской водой, однако дальнейшее натологоанатомическое исследование выявило серьезное заболевание легких и дыхательных путей. Отмечено симметричное диффузное поражение альвеол. Наличествуют признаки ателектаза [48] и пульмонарной консолидации. Обнаружены следы бронхоэктатического пневмосклероза, хотя исследование тканей не проводилось. Наличествует облитерирующий или сдавливающий бронхиолит с характерными закупоривающими пробками разросшейся фиброзной ткани, сопровождаемый аналогичными явлениями в альвеолах. Не отмечено никаких признаков карциномы бронхов. С помощью метода пальцевого исследования обнаружено существенное снижение растяжимости легких. В дыхательных путях обнаружены множественные шрамы травматического происхождения, указывающие на неоднократное применение метода искусственной вентиляции. Имеются признаки хронической артериальной гипоксемии. Вторичная дыхательная мускулатура грудной клетки чрезвычайно развита, что свидетельствует о нарастании ее компенсаторной функции. Отмечено также типичное изменение окраски стоп. Причина смерти: острая асфиксия, явившаяся следствием хронического прогрессирующего заболевания дыхательных путей, осложненного диффузным пульмонарным альвеолитом или фиброзом легких неизвестной этиологии.
48
Ателектаз – спадение легких (мед.).
Я вернул бумаги детективу.
– Это означает, что он задохнулся, – ответил он на мой невысказанный вопрос.
Я кивнул.
– Так вы позвоните в похоронное бюро. – Да.
– Что ж,
Они отпустили меня, но свободным я себя не чувствовал. Скорее наоборот. Я отнес коробку с вещами Джея в небольшой парк поблизости, нашел свободную скамейку и сел. Пластиковый пакет с бумажником, часами и спичками я еще раньше спрятал в карман куртки, поэтому, пользуясь тем, что день был ясным и солнечным, я решил начать свой осмотр с одежды. Костюм и рубашка были мне знакомы, да и галстук был тот же, что я видел на Джое в последнюю нашу встречу в Кубинском зале. Их высушили, но ни разгладить, ни постирать их никто не удосужился, и они были мятыми и жесткими от соли.
Я огляделся по сторонам. Трое бездомных бродяг осторожно наблюдали за мной с дальнего конца парка. Больше никого на аллее не было. Вздохнув, я запустил руку в коробку.
Ботинки – номер двенадцатый – были мне велики, и я поставил их на скамью. Теперь носки. Я по очереди засунул руку в каждый из них. Пусто. Я свернул их, как учила меня в детстве моя собственная мать, положил в один из ботинок и занялся брюками. По-видимому, их не сняли, а разрезали ножом или ножницами, и они были совершенно испорчены. Карманы были пусты, и я положил брюки с другой стороны от себя. Нижнее белье тоже было срезано, но выглядело новеньким, едва надеванным. Машинально я отметил размер – тридцать восьмой. Рубашка, размер сорок восемь, куплена у «Брукс бразерс» – испорчена, карманы пусты. Я встал, отнес брюки, белье и рубашку в мусорный бак и вернулся на скамью.
Галстук я решил сохранить. Новый, шелковый, модный, он был очень хорош, и я надеялся, что его еще можно привести в порядок. Спрятав его в карман, я занялся пиджаком. От морской воды и других жидкостей он слегка полинял, но остался целехонек. Первым делом я сунул два пальца в нагрудный карман. Салфетка из Кубинского зала, которую передала Джею Элисон. оказалась на месте и была по-прежнему аккуратно сложена вчетверо. Я спрятал ее в бумажник и осмотрел потайной и наружные боковые карманы. Пусто. Свернув пиджак, я положил его рядом с ботинками и взял в руки куртку – прекрасную, теплую куртку с меткой лондонского «Брентри-джа». Но меня ждало разочарование – в карманах ничего не было, кроме каких-то крошек, и я окликнул бродяг.
– Эй! Вам что-нибудь нужно? – крикнул я, указывая на ворох одежды.
Один из них поднялся, вразвалочку подошел ко мне, равнодушно поковырялся в Джеевых вещах, потом сгреб все сразу и не спеша удалился, так и не сказав ни слова.
Убедившись, что на меня никто не смотрит, я достал салфетку. Алая помада Элисон поблекла от соленой воды Атлантики, но, в отличие от первого раза, я сразу понял, что держу в руках примитивный план местности, состоявший из трех косых крестов и прямоугольника, помеченного странным словом «крола».
Да, это был именно план – маленькая карта, на которой была запечатлена часть поля Джея, которым теперь владели Марсено и чилийская винодельческая компания. Ни о каком масштабе не могло быть и речи, но я был уверен, что три косых креста соответствовали трем деревьям, росшим одно за другим в конце подъездной дорожки. Прямоугольник означал нечто закопанное неподалеку от третьего дерева. «Крола»… что это может быть?
В тот же день после обеда я позвонил Марсено.
– Мистер У-айет?
– Да, это я. У меня есть новости, – сказал я. – Кажется, мне удалось кое-что для вас узнать.
– Вы, вероятно, хотите, чтобы мы отозвали иск, мистер У-айет?
– Почему вы не пришли в тот день в ресторан? – спросил я. – Почему?! Ведь я звонил вам и вы обещали…
– Все очень просто, мистер У-айет…
– Просто?
– Сразу после вашего звонка я перезвонил Марте Хэллок, чтобы проверить, правда ли то, что вы говорили. Что мистер Поппи является ее племянником.