Куда сбегают города
Шрифт:
Вот порой пиздит она меня, я склонюсь в три погибели и на жопу на ее смотрю. Она еще леггинсы свои напяливает так, что чуть ли не до плеч тянет. Там не только трусы видно, там еще чего порой разглядеть можно. Но жопа – это да… Вот будь эта жопа у любой другой – не раздумывая, сделал бы предложение. И жил бы счастливо с жопой этой. Долго бы жил, пока в старости не подох бы от цирроза печени или еще какой благой болезни. Жопа там точно хороша. Сисек нет, а вот жопа…
Так и учимся мы с ней вместе уже три года, и как только у
Я выплевываю окурок, высекая искры об асфальт, и пытаюсь спросить у нее издалека, отчетливо шевеля губами: «Отсосешь ему?»
А чтобы было понятнее – свободными руками жестикулирую.
«Да, Сашенька, отсосу», – озвучиваю в ответ то, что не могу разобрать через стекла закрытой машины.
– Смотри там! – уже вслух проговариваю я и пальцем грожу. – Чтоб блестело там все. Как «восьмерочка»!
В этот момент я сделал самую добрую, самую натянутую улыбку, что мог изобразить. Мне кажется, они слышали, че я сказал, но пока еще не поняли.
Дверь со скрипом открылась.
– Ты че, охуел?
Тип оказался куда крупнее, чем показалось сначала. Он и вправду был огромный. Ну ниче. Если и получать по морде, то хотя бы так.
– Иди, блядь, отсюда, выродок! – пытается подбирать благородные слова паренек.
Спортивные штаны выдают в нем спортсмена. Спортсмен – это хорошо. Кому еще плодить здоровую нацию, как не спортсменам? За рулем, трезвый. На вид лет двадцать семь, а клеится к семнадцатилетней девочке.
– Педофил, что ли? – полушепотом произношу я, чтобы если и прозвучало, то не так грубо. А вообще, лучше, чтобы и не дошло вовсе.
– Извините, обознался. Думал, друг сидит, у него такая же «восьмерка», – нагло вру я и не краснею, потому что бледный и блевать хочу.
«Вот блин», – наблюдаю я, как с хрустом и скрежетом открывается вторая дверь. Вот щас начнется… Она-то уж точно слова подбирать не будет.
– Ты че, Аксаков, совсем берега попутал? Ты думаешь, я не поняла, че ты там пиздел? – Она как-то стремительно преодолела расстояние между нами и шлепнула мена по башке открытой ладонью. Трезвая, наверно.
– Бля, прости, я пошутил! – извиняюсь я и тут же начинаю неистово хохотать.
– Кто еще сосать будет, сука ты, Аксаков! – Видно, что ей больно бить ладонью по черепу. Бьет, дура, больно ей, а ведь все равно бьет. А я на жопу ее смотрю. Вот не будь этого гнильца, что сверху, – женился бы на жопе этой, а так…
Тип смотрит с недоумением. Вот он-то точно по губам читать не умеет. Он точно спортсмен. Аня не спортсмен – прочитала. А спортсмен – нет. По губам не прочитал. Да и не по губам – тоже не прочитал бы. На мое счастье.
А она все верещит свои: «Иди нахуй, Аксаков!», «Чтоб ты помер в кустах, Аксаков!». Верещит и долбит по голове. Уже больно и мне становится, а она все колошматит. Жопа трясется в этих полупрозрачных «штанах», а спортсмен смотрит на
– Чтоб блестел, сука? Да? – не перестает она, и мне тут же надоедает это представление. Я поднимаюсь и делаю два шага назад, с трудом держа равновесие от выпитого. – Урод, блядь. Мы с тобой завтра поговорим!
– Я не приду завтра. Посмотри на меня! – развожу я руками. – Я стою-то кое-как.
– Да насрать мне! – Она прячет опухшую ладонь за спину, и мне становится ее немного жаль. – Ты сука…
– Ладно. Извини. Пошутили, и хватит, – я реально подумал, что мне ее жаль. Прям даже растаял, глядя на нее. – Прости еще раз, и хорошего тебе вечера.
– Перегнул?
– Перегнул…
– Вот именно, – она гордо разворачивается и садится обратно в машину.
Спортсмен тоже садится, и видно, как через это дешевое китайское стекло он начинает сыпать на нее вопросами. Эх… знал бы он, что я не конкурент нифига. Эта дрянь только со спортиками и тусит.
Я закуриваю еще одну, пусть даже угольки на асфальте от предыдущей не догорели. Пару шагов к скамейке с беленькой и слышу, как дверь «восьмерки» снова открылась.
«Ну все. Пизда…» – подумал я и развернулся, чтобы гордо начать драку, в которой мне не победить.
Ну вот кто ж знал, что спортсмен кастет с собой носит? Я вот не знал!
Кулак с черным куском стали прилетел мне в бровь. Не увернись я – уже заколачивали бы, потому что этот полоумный дегенерат целился прямо в висок. Из брови, чуть выше переносицы хлынула кровь. Ах если бы этот удар был не вскользь… Ну точно в гроб бы лег.
Спортсмен с каким-то звериным рыком продолжал на меня кидаться, я споткнулся и рухнул на асфальт, ободрав ладони.
Я уже с жизнью прощался, сидя на жопе, на мокром от воздуха и плевков асфальте.
Вот чего не ждал, так этого: с диким улюлюканьем, прямо из дверей клуба на спортсмена свалилась троица идиотов. Перепитые придурки просто уронили бедолагу на землю своей массой. Один не давал подняться спортсмену, другие занимали позиции, чтобы пинать его по голове. Женька, Юрец и Димон хохотали как гиены, пока били своими кожаными клубными туфлями спортсмена. Я вытер бровь и поднялся.
Аня выскочила из машины и подлетела ко мне, вцепившись в рукав.
– Останови своих подпиздышей! Живо! Они же убьют его!
– Да ладно тебе. Они же по голове его бьют. Уж от него-то не убудет, – отшучивался я, наблюдая за происходящим и ковыряя рассеченную бровь. Ковырять было неудобно, ведь Аня то и дело дергала меня за руку. А я все продолжал. – Видишь, как удар держит. Ну точно спортсмен.
– Да еб твою мать! – выругалась она. Прям грубо выругалась. Сурово так. По-уральски.
Мы еще несколько секунд посмотрели с ней на эту картину. Со стороны все выглядело так, будто она обнимает меня, глядя на падающие небоскребы, а на фоне играет «Пиксис – вере из май майнд?».