Куда уходит любовь

Роббинс Гарольд

– Это только малая часть того, что я хотела бы уяснить для себя, Дани. Самая малая. Главное – понять, смогу ли я найти способ помочь тебе.

– А если я не хочу помощи?

– Думаю, так или иначе мы все равно помогаем друг другу. Неважно, сознаем мы это или нет.

– Вам тоже нужна помощь? – удивилась Дани.

– Думаю, да. Порой бывает, что я чувствую себя совершенно беспомощной.

– И тогда вы обращаетесь к психологу? Салли Дженингс кивнула.

– За последние пару лет мне приходилось несколько раз обращаться к психоаналитику.

Но еще до этого я понимала, что должна досконально разбираться в себе самой, иначе не смогу как следует делать свою работу.

– И как часто вы у него бывали?

– По крайней мере, раз в неделю. Порой и чаще, если у меня было время.

– Мама говорит, что те, кто обращается к психоаналитикам, – больные люди. Она говорит, что это предрассудок, идущий от римской католической церкви.

Салли Дженингс снова посмотрела на Дани.

– Ты считаешь, что твоя мама всегда права?

Дани, не отвечая, смотрела на нее. По глазам девочки психолог поняла, что та отгородилась от нее стеной. Она сразу же сменила тему разговора.

– Врач, который обследовал тебя, говорил мне, что ты жаловалась на боль в грудях. Они уже давно болят у тебя?

Дани молча кивнула.

– Как давно?

Дани медлила с ответом.

– Ведь я не лезу к тебе в душу. Это чисто медицинский вопрос.

– В этом есть что-то плохое? – встревожилась Дани.

Салли видела, как руки девочки невольно метнулись к груди, и ей показалось, что на какую-то долю секунды она поняла причину беспокойства девочки.

– Нет, ничего страшного. Дело в том, что просто врач хочет все уяснить для себя.

– Когда я впервые почувствовала, что они начинают у меня расти, я решила бинтовать грудь. Когда они начали у меня болеть, я перестала это делать. С тех пор они у меня так и болят.

Салли засмеялась.

– Почему ты решила так поступать? Это же очень старомодно. Девочки уже много лет так не поступают.

– Я слышала, как моя мама говорила на эту тему с моими подругами. Она им рассказывала, что так делают гейши в Японии, чтобы выглядеть моложе и не стареть.

– Разве ты не хочешь вырасти, Дани?

– Конечно, хочу, – сразу же ответила Дани.

– Тогда почему же ты так делала? – повторила Салли. Девочка не ответила. – Не потому ли, что ты решила, будто это может понравиться матери?

По тому, как расширились глаза девочки, она увидела, что ее предположение попало в точку. Она заставила себя не поддаваться жалости и продолжила разговор.

– В этом причина, не так ли, Дани? Ты бинтовала груди так, что они начали болеть потому, что думала обрадовать твою мать, если ты не будешь расти? Почему ты так думала, Дани? Мать как-то сказала тебе, что ты заставляешь ее чувствовать себя старой, ибо ты растешь?

Внезапно девочка зарыдала, закрыв лицо руками. Психолог осторожно взяла у нее из пальцев сигарету и положила в пепельницу.

– Многие матери не хотят, чтобы их дети вырастали, Дани. Они хотят, чтобы те вечно оставались детьми,

потому что это заставляет их чувствовать себя более значительными, более полезными, более молодыми.

– Мама любит меня, – всхлипнула Дани сквозь пальцы. – Моя мама любит меня.

– Конечно, любит, Дани. Но и любовь порой не мешает матерям делать те или иные ошибки.

Девочка подняла глаза, не вытирая слез, которые блестящими каплями бежали у нее по щекам.

– Я… мне бы не хотелось больше говорить, мисс Дженингс. Могу я вернуться к себе?

Молча посмотрев на нее, Салли кивнула.

– Конечно, Дани, – сказала она, нажимая у себя на столе сигнал вызова надзирательницы. – Мы продолжим наш разговор завтра.

Сквозь стеклянную стенку своего кабинета она наблюдала, как Дани шла по коридору. Она устало вздохнула. Позади у нее был длинный день. И почти ничего не удалось сделать. Может, завтра дела пойдут лучше.

Звуки музыки пробились в ее маленькую комнатку и сквозь закрытую дверь. Ноги сами собой стали отбивать ритм. Через несколько минут, подхваченная волной синкопов, Дани открыла двери и вышла в коридор. Теперь музыка стала громче, и в поисках ее источника Дани оказалась в большом зале, где перед телевизором собрались девочки.

Музыка прервалась, и экран заполнила веселая гладкая физиономия Дика Кларка. Его раскованный голос свободно лился из динамиков.

– Добро пожаловать на Американскую Эстраду! И для начала, чтобы раскачаться, первым номером будет единственное и неповторимое исполнение Чаби Чеккерсом его бессмертной «Давай опять кружиться!».

Захваченная зрелищем, Дани следила, как камера переместилась на заполненную народом танцплощадку. Большинство из ребят носили спортивные куртки, и девушки, под стать им, были одеты столь же небрежно и свободно. После нескольких секунд молчания, когда все стояли в ожидании, из динамика грянула мелодия. Хрипловатый голос певца, скандировавшего ритм, наполнил комнату.

Давай опять кружиться,Как прошлым ле-е-етом.Давай опять кружиться,Как прошлый го-о-од!

Несколько девочек разделились на пары и принялись танцевать перед телевизором. С дальнего конца комнаты за ними наблюдала надзирательница, невольно отстукивая ногой ритм.

– Ты танцуешь твист, Дани?

Дани повернулась. Это была девочка, которая сидела рядом с ней за обедом. Она кивнула.

– Да, Сильвия. Девочка улыбнулась.

– Как насчет того, чтобы показать им?

Дани улыбнулась в ответ.

– Давай.

Поймав ритм, девочки опустили плечи, округлив их, и придали лицам каменно-невозмутимое выражение. Вращаясь на одном месте, словно приклеенные к пятачку пространства, они не смотрели друг на друга. Каждая не поднимала глаз выше колен партнерши.