Куда уходят грешницы, или Гробница Наполеона
Шрифт:
Между местными парнями и студентами престижного вуза издавна существовала вражда. Артем вообще-то был тихим, но, перебрав, впал в буйство и пошел искать приключений на свою голову.
Ему разбили голову, а заодно сломали руку. Хорошо, что левую. Писать он мог и на лекции ходил по-прежнему, и вроде бы обошлось. Но этот урок Реутов запомнил на всю жизнь. Ни в коем случае не напиваться! Иначе клапан сорвет, и ярость вырвется наружу. А сегодня он сгоряча выпил не одну рюмку водки. Боль в груди не утихала, напротив, там разгорался пожар.
Сид, который
Сама Прасковья Федоровна думала о том же. Нечего было распускать язык! Да еще и мерзавка Кира, которая постоянно бегала сюда за очередной дозой отравы, наверняка наболтала лишнего. Но Даня! Каков? Это же провокация! Теперь она поняла!
Валентин Борисюк чувствовал себя хуже всех. Он тоже сообразил: это ловушка. Пока не раздался звонок в дверь, надежда еще оставалась: Грушин ничего не знает. Это ошибка, случайность. Его, Валентина Борисюка, приняли за кого-то другого! Но теперь он понял: так просто из этого дома не выпустят. Что ж? Неужели в тюрьму? Он был наслышан об ужасах, которые там творятся. Валя рос в уютной квартирке со всеми удобствами, обихоженный и обласканный. Да, родители постоянно ссорились из-за денег, которых не хватало, но на качестве приготовленной пищи и чистоте постельного белья это не отражалось. Мама готовила великолепно, а белье пахло лавандой.
Теперь кандидатки в жены, сменяя друг друга, поддерживали порядок в его квартире, но мама по-прежнему приносила знакомые кастрюльки с едой, которую оставалось только разогреть. И регулярно забирала грязное постельное белье, принося взамен то, что знакомо пахло лавандой. Тюрьма – это же ужас! Кошмар! Вонь, грязь, нечистоты! Нет, в тюрьме ему не выжить!
А как же карьера? Валентин был в шоке. Сначала следователь, а теперь этот… Свидетель. Но, может, Грушин ошибся?
Вот он, стоит на пороге. Улыбается.
– Прикройте, пожалуйста, дверь, – попросила Прасковья Федоровна. – Дует.
– И этот… как там его? Может услышать голоса, – напомнил Сид.
Грушин послушался и плотно прикрыл за собой дверь.
– Ну что, гости дорогие? Созрели?
– Созрели для чего? – презрительно спросила Инга.
– А ты, я вижу, маешься? Шампанское кончилось, но тебе стыдно признаться Артему, что ты употребляешь и крепкие спиртные напитки. И пивком балуешься. И дымишь как паровоз. Артем, она ведь курит!
– Что ты несешь? – пробормотала Инга.
– На спор: у нее в сумочке пачка сигарет. Сейчас она мечтает о том, чтобы выйти на чердак и тайком покурить. Хоть одну затяжечку сделать! Что, Инга? Угадал? Артем, да перестань маячить!
– Все-таки я пойду и отправлю шофера назад, – решился тот. – Не нужна нам здесь лишняя пара глаз.
– А может, это не он? – спросила Прасковья Федоровна. – Может, соседи пришли?
– В одиннадцать ночи? – фыркнула Инга.
– Нет, это не соседи, – сказал Грушин. –
– Постой-ка… С год! – Артем остановился и хлопнул себя по лбу. – Вот оно! Еще один человек, который работает на моей фирме со дня ее основания! То есть с того момента, как мы разделились! И как я раньше не сообразил? Ведь он тебе в рот смотрел! Ольга от него потому и избавилась… От этого, как его? – Он щелкнул пальцами.
– От Вани, – подсказал бледный как смерть Валентин.
– Вот! От Вани! Как я его раньше не замечал? – напрягся Реутов. – Теперь мне все понятно!
– А ты не спеши с выводами, – тонко улыбнулся Грушин. – Тебе бы только крайнего найти. Между прочим, в отличие от остальных, у тебя богатый выбор. Ты только посмотри! Инга, Валентин, теперь еще и шофер!
– Грушин, ты на что намекаешь? – вскинулась Инга.
– На то, что Артема Дмитриевича Реутова вот уже около года шантажируют. Да, я открываю одну карту. Позиция минус один.
– Я так и думала, – с удовлетворением кивнула писательница. – Между прочим, Даня, ты нам не открыл Америку. Представить себе владельца фирмы, богатого человека, у которого шикарная машина, квартира и немалые деньги, в роли шантажиста… Это просто смешно!
– А представить Киру в роли шантажируемой? – тихо спросил Грушин.
– Еще смешнее!
– Тогда кого же она шантажировала? Может быть, Артема? Раз один шантажируемый открылся?
– Мы никогда с ней раньше не пересекались, – пожал плечами Реутов.
– Ну, пути Господи неисповедимы.
– Может быть, хватит? – влез в разговор Сид. – Чего делать с шофером? Он же сейчас поднимется сюда!
– Наш Ваня человек терпеливый, – усмехнулся Реутов. – Может всю ночь просидеть на диване, пока не позовут.
– Валентин, а ты почему молчишь? – обратилась к пиарщику Инга. – Да что это с тобой?
– Господин Борисюк уже догадался, что для него все кончено, – рассмеялся Грушин. – И думает о тюрьме. Там такие ужасы! Представьте себе: ведь его будут бить! Возможно, ногами. А может, и чего похуже. Через несколько лет он выйдет оттуда калекой. Если выйдет. Следователь тебя просветил перед смертью, Валентин? Перед тем, как ты пырнул его ножом? Что бывает в тюрьме с такими, как ты?
Валентин Борисюк не ответил. Он смотрел прямо перед собой и мучительно думал: что делать? Есть ли вообще какой-то выход?
– Может быть, мне спуститься к Ване? – вызвалась Инга. – Я бы могла с ним поговорить.
– Но тогда он увидит тебя здесь ночью и подумает… Он что, знает? – спохватился Артем.
– Знает о чем? – упавшим голосом спросила Инга.
– Если твое появление ночью в этом доме в отсутствие хозяйки не удивит Ваню, то…
Тут и Инга спохватилась: сказала глупость! Выдала себя с головой! А Прасковья Федоровна откровенно рассмеялась. И заявила с торжеством:
– Ну что, милочка? Попалась! И в самом деле! Обманывать такого приличного человека! Ай-ай-ай!