Куда улетают ангелы
Шрифт:
Я привыкла к его поворотам на 180 градусов, на 360, но, видимо, для того дня мне было многовато. Я не смогла даже сначала что-то ему ответить.
— Я спросил тебя, почему ты не с Варей, у которой температура сорок?! Мне звонила Неля.
— Но я же в полиции, как ты и просил, — я покосилась на сержантов, которые везли меня сейчас до трассы. Но они, похоже, перестали мной интересоваться.
— Ваньку не валяй! Я с Гришей только что разговаривал. Ты вещи забрала напрасно. Ну, я увлекся. И что?
— Да, понятно.
Ему,
— Нам всем нужно просто глотнуть свежего воздуха. Понимаешь, Ленка…
— Нам всем — это тебе?
— Да, мне. Зачем ты забиваешь гвозди? Может, все это закончится через пятнадцать минут, а может послезавтра.
— Мне ждать до послезавтра?
— Тебе просто — ждать. И не делать резких движений. Тебе сказано было: «Замри!» А ты — что?
— Сколько ждать, Саша?
— Не знаю. Месяц, два. Три…
— А чего ждать? Свадьбы вашей? Чтобы ты пригласил меня развлечь повара? Раз уже на другое не гожусь.
— Слушай, Воскобойникова, а что, по-человечески нельзя расстаться? Без грязи?
Я не знала, смеяться мне или плакать, это Саша говорит — мне! У меня вырвался нервный смешок.
Виноградов коротко и грязно выругался и отключился. А мне — уже второй раз за сегодняшний день — вдруг нечем стало дышать. Я хватала воздух, вонючий и перегретый, и судорожно искала в сумочке нашатырь. Перед глазами поплыли черно-зеленые круги и сильно зазвенело в ушах. Я резко вдохнула нашатырь, еще раз и еще, натерла им виски, и через минуту мне стало легче. Я набрала номер Нели:
— Нель, Виноградову больше не звони, с ним не разговаривай, я буду через час. Как Варя?
— Лучше, ой, слава богу, получше, приезжала Скорая. Говорят, такой сейчас грипп — ничего нет, а температура высокая. Они сделали укол, температура стала снижаться, она вроде уснула. Тяжело дышит очень только.
— Хорошо. Спасибо, Нелечка, я еду. Спасибо тебе.
Полицейские довезли меня до шоссе, терпеливо подождали, пока я вытряхну все свои вещи, и уехали.
Минут пятнадцать не останавливался вообще никто. И понятно — ночь, стоит женщина с вещами. Что там у нее в вещах? Или кто?.. Потом притормозил какой-то парень, взглянул на меня, видимо, я ему не понравилась, а должна была понравиться, и ни слова не говоря, он газанул.
А потом остановилась совершенно роскошная иномарка. Обычно, когда я вижу такого класса машину, то даже опускаю руку. Но тут я стояла и голосовала — я могла бы поехать и на грузовике, и на телеге, и в багажнике «Запорожца». Но остановился новый «BMW». Даже в темноте было понятно — машина белоснежная. За рулем сидела женщина. Надо же, не испугалась останавливаться на трассе ночью.
— Куда вам? — она внимательно посмотрела на меня и улыбнулась.
— На Речной вокзал. Это мои вещи…
— Да, понятно. Садитесь. Сейчас я открою багажник.
Она
— У вас что-то случилось?
— Нет. То есть — да. То есть…
Она улыбнулась:
— Понятно. Развод по-итальянски?
— Да где уж там! Всё по-нашему, по-простому. При разводе получаешь в морду, судорожно бросаешь помаду в сумку и оказываешься ночью на трассе.
— Это всё ваши помады? Там, в сумках?
— Еще книжки моей дочери.
— А сколько ей?
— Семь.
— А у меня нет детей. И вряд ли уже будут, — спокойно и доброжелательно проговорила женщина и посмотрела на меня в зеркало заднего вида. — Вы плачете? Хотите, пересядьте вперед?
Я вытерла дурацкие слезы, которые вдруг, ни с того ни с сего покатились у меня по лицу. Наверно, спало невероятное напряжение, в котором я находилась весь вечер. Ну, и опять же про разноцветные помады подумала, которыми развлекала Виноградова. Стыдно, глупо, жалко.
— Да, спасибо, пересяду, меня сзади в хороших машинах укачивает.
— Не переживайте, мужчины этого не стоят.
Я первый раз внимательно взглянула на нее. Ей было лет… непонятно. Может быть, сорок пять, может, пятьдесят три, а может, и тридцать пять… Очень ухоженная, очень красивая женщина. Но никуда не денешь прожитые годы. Натуральная блондинка, это видно. Но сейчас, скорей всего, уже красится, чтобы скрыть седые волосы. Слишком гладкие веки — наверняка, не без помощи хирургии. Прямая спина, привычка тянуть и без того длинную шею вверх, длинные стройные ноги… Надо же, нет детей. А муж? Я взглянула на правую руку. Она заметила мой взгляд.
— Последний раз я была замужем одиннадцать лет назад. Оказался таким убогим дурачком, что с тех пор я… — Она посмотрела на меня, улыбнулась и не стала продолжать мысль. — Чего только не делал, чтобы сохранить свою драгоценную потенцию! Натирал на ночь чесночной мазью, делал контрастные ванночки, по утрам в воскресенье обкладывал прошпаренным капустным листом и так лежал. Мыл свои сокровища только японским мылом с натуральным шелком. И при этом у него по разным городам голодали дети — неприятный результат приятных занятий. Я как вспомню въевшийся чесночный запах, который ничем нельзя было вытравить из моей спальни!
— Да-а… — Я не знала, что сказать в ответ, чтобы поддержать такой разговор.
— Меня зовут Ольга, — она опять улыбнулась.
И я вдруг подумала, — точно, ей еще нет сорока… Просто что-то в ней было такое…
— Меня — Лена. Я журналистка… — Мне хотелось как-то свернуть неловкий разговор с «сокровищ», как она выразилась, ее бывшего мужа.
Ольга, однако, продолжала неторопливо и спокойно рассказывать мне о своей жизни, скорей всего, желая меня отвлечь от грустных мыслей, которые скрыть было невозможно.