Куда ведет Нептун
Шрифт:
— А тебе какая забота?
— Не ходи больше во льды. У нас, якутов, есть карта.
Старейшина вынул из-за пазухи пожелтевший свиток.
— Я не хотел раньше давать. Теперь дам. Зачем гибель принимать?
Развернул свиток, разгладил ладонью.
— Бери. Покажешь начальникам, которые вас сюда послали. Они спасибо скажут.
Челюскин вглядывался в лист бумаги, мало что понимая.
— Я тебе расскажу, — молвил Данилов. — Смотри. Тут вся наша якутская земля. Вот нижний мир с Ледяным морем. Тут вот — преисподняя. А меж ними — мир средний. Орто Дойду Олово — так он зовется на нашем языке. Здесь светит солнце, течет
Нет, этого человека нельзя было обижать. Челюскин положил ему на плечо руку.
— Бери, бери. Мне взамен ничего не надо. Если только дашь одну картинку. У жены начальника было много картинок.
Челюскин обхватил ладонями голову, сжал виски:
— Эх, Данилов! Жить бы в вашем мире… Хоргоне тойоне.
Все имущество Прончищевых: сундук с вещами, мундир лейтенанта, кортик, портупея — перешло Рашиду. Дневник командира он упрятал в дорожный баул. Вернется в Богимово — все отдаст Василию Парфентьевичу.
Боцман Медведев поставил ограду на могиле, покрасил ее, присыпал светлой речной галькой. Подолгу сидел на камне…
Дубель-шлюпка, стянутая тонким льдом, стояла в тихой заводи. Люди сошли на берег. Боцман проверил судно. Примостился на корме, сосал трубку.
Вестовой лейтенанта вынес из капитанской каюты клетку с гусями. Птицы не привыкли к воле. Они не знали свободы. Были неуклюжи и опасливы. Рашид прутом их расшевелил.
Гусак захлопал крыльями. Два его глаза, розовые капли в веках, были беспокойны. И гусак еще раз захлопал крыльями, то ли отряхиваясь, то ли желая понять, на что они годны. Через эти взмахи к гусаку вернулся инстинкт перелетной стаи.
— Лети! — приказал Рашид.
И гусак, ощутив подъемную силу крыльев, набрал высоту.
Теперь Рашид расшевеливал гусыню.
— Ну!
Полет придал гусыне стреловидную форму. Неповоротливая на земле, попав в струю ветра, сама ветром наполнилась.
На заснеженном берегу собрались оленекские ребятишки. Они весело выкрикивали единственное знакомое им русское слово:
— Здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте!
Глава четвертая
СВОБОДА
Вернемся в Санкт-Петербург.
Каземат. Камера смертника Харитона Лаптева. Мы его оставили в те часы, когда он ждал прихода палача.
Так уж повелось на Руси, что в тени неправедного правосудия ждет слова сама Справедливость. Часто она опаздывает, порой на годы, на десятилетия, на века. Ее календарь вневременной, вне сроков, какими живет богиня правосудия Фемида. Но какое же счастье, когда тень скоро рассеивается и взору предстает во всей своей нагой правоте Истина.
Так произошло и в нашем случае.
Справедливость не замедлила явиться.
Ее поторопил обер-секретарь Сената Иван Кириллович Кирилов.
Вникнув со всей обстоятельностью в дело, он понял: команда
Одним словом, трусости проявлено не было. Не говоря уже о предательстве.
Следственная комиссия во главе с контр-адмиралом Дмитриевым-Мамоновым из всех обстоятельств дела взяла лишь то, что лежало на поверхности, не дав себе труда совокупно оценить горестное происшествие.
Именно так и докладывал обер-секретарь императрице Анне Иоанновне.
Закончил он так:
— Верные ваши слуги уповают не только на высокое милосердие, но и просят, ежели на то будет воля Вашего Императорского Величества, направить их на турецкий театр военных действий.
Императрица слушала благосклонно. Капитана Дефремери она знала лично. Лейтенант Вяземский воевал со шведами, имел отличия.
— Кто мичман Лаптев?
— Выученик Морской академии. Плавал на различных судах, служил все годы беспорочно и без подозрений. Его брат сейчас в Беринговой экспедиции, адъютант капитана-командора.
— Дайте дело.
Анна Иоанновна прочитала приговор.
В то утро у нее было отличное настроение. Она охотилась на зорьке. Выстрелы были удачны.
— Повелеваем освободить из застенков, вернуть в прежние звания.
Загремели засовы на железных дверях крепостной камеры.
Харитону объявили высочайшее решение.
Он стоял вытянувшись, опустив руки вдоль балахона смертника.
Ему доставлен был флотский мундир.
Свобода!
Получая в тюремной канцелярии документы, Харитон взглянул в зеркало. Глубоко запавшие глаза. Темные бороздки на лбу. Седые волосы.
В камеру он вошел молодым человеком. Выходит стариком.
В скором времени должны были открыться военные действия на берегах Азовского моря. Донскую флотилию, состоящую в основном из глубоководных судов, по причине малой воды оказалось невозможным вывести из Дона. Предстояло строить боты и галеры с меньшей осадкой, а для этого нужно отыскать местности, как говорилось в правительственном распоряжении, «удобнейшие к судовому строению». Именно с такой целью и направили Харитона Лаптева на юг. Перед отъездом он много говорил со своим дядей, Борисом Ивановичем Лаптевым, который при Петре I начинал службу в донских и воронежских степях. Советы его оказались неоценимыми.
Тем временем Дефремери получил под свое командование бот. Война с турками разгоралась с каждым днем. Бот капитана появлялся в самых неожиданных и опасных местах. Этот француз, невинно оскорбленный трусостью, точно искал смерти.
И он нашел ее.
Вскоре о его подвиге узнал весь флот.
Во время сражения бот был окружен турецкой флотилией, состоящей из тридцати одного судна. Небольшой экипаж отчаянно отбивался от превосходящих сил противника. Надежды на спасение не было никакой.