Кудесник

Оуэн Рут

— Останься, — взмолился он нежным, преисполненным желания голосом. — Прошу тебя, останься!

Эта откровенная просьба пронзила ей сердце, как стрела. Она заметила, как отяжелел его подбородок, и знала, что в нем сейчас идет внутренняя борьба, происходит попытка овладеть собственными эмоциями. За бесстрастным обличьем Иэна Синклера пряталось невероятное смятение, такое же, как и у нее, полнейшая эмоциональная неразбериха, которая в одинаковой степени могла поранить как его, так и ее. Черт, да почему бы ему просто не быть одним из множества красивых, самоуверенных сукиных сынов? Почему он должен быть таким нерешительным, таким ранимым, таким… человечным?

Размышления

эти были прерваны громким стуком в дверь кабинета. Джилл дернулась на звук и увидела, как дверь отворилась, и внутрь вошел угловатый Сэди Хеджес. Киберинженер был до такой степени погружен в содержание принесенных распечаток, что даже не заметил, что его не пригласили войти.

— Док, у меня есть ряд вопросов по поводу интерфейса между генераторами изображения и новой топологической средой, которую мы на завтра устанавливаем с Феликсом… — Тут слова эти увязли в глубоком молчании, когда Сэди увидел, что Джилл и Иэн стоят друг против друга на расстоянии всего нескольких дюймов. Но первоначальное удивление длилось не более мгновения, и на его место мигом пришла всепонимающая улыбка. Быстроте реакции Сэди всегда можно было только позавидовать.

— Прошу прощения, я зайду попозже.

— Нет! — вырвалось у Джилл. Приход Сэди разрушил заклятие, лежащее на ней и Иэне и дал ей шанс — быть может, единственный — бежать. Не осмеливаясь глядеть на него, она резким движением направилась к двери. Она понимала, что такой выход достоин лишь труса, но, как ей представлялось, выбирать было не из чего. Если она не уйдет сейчас, то нарушит обещание, данное матери — и по ходу дела разрушит собственное сердце.

Она была уже в дверях, когда он ее окликнул:

— Миз Полански?

Она замерла, будучи не в силах сопротивляться.

— Да?

— Мне просто хотелось бы вам напомнить, что завтра днем мы встречаемся в симуляторе.

Джилл небрежно кивнула — на большее она при данных обстоятельствах была не способна — и вышла из кабинета. Лишившись возможности читать его эмоции, она была не вполне уверена, что означает сделанное им заявление: обещание или угрозу.

— Вы не забыли проверить модуляторы калибрации? — требовательным тоном спросил Иэн у Сэди, пока тот закреплял на нем сбрую яйца.

— Да.

— А ее контрольно-следящие мониторы? Проверили их, как я просил?

Сэди вздохнул.

— Целых три раза…

— Прекрасно. А как насчет…

— Послушайте, док. Я проверял системы жизнеобеспечения миз Полански сто раз на дню. С нею все будет великолепно. А вот насчет вас, — продолжал он, безжалостно-туго затягивая последний ремень, — я не вполне уверен.

Иэн внутренне сжался.

— Не совсем понимаю, о чем вы говорите.

— А, бросьте. Я же вас знаю, как облупленного. — Он сделал шаг назад, бросив на спеленатого доктора строгий, оценивающий взгляд. — Я же видел, как вы смотрели на Джилл, когда она уходила от вас. И я видел, как вы старательно на нее не глядели сегодня утром во время прогона симулятора. Что между вами происходит?

— Ничего, — с горечью проговорил он. — Ничегошеньки.

Сэди тщетно пытался скрыть улыбку, но это ему не удалось.

— Похоже, вам хочется, чтобы все стало по-другому.

— Но это же абсурд… — начал было он, но тут же осекся, столкнувшись со скептическим взглядом Сэди. Его слова не принимались на веру. Да и с какой стати, поскольку объяснение, висевшее у него на языке, не имело ничего общего с правдой?

Сэди с женой он знал уже много лет, с того момента, как приехал в Америку. Если кто-то знал его как следует, так это Сэди.

Если кто-то имел право знать правду, так это Сэди. С искаженным лицом он потер подбородок тыльной стороной ладони, затянутой в тугие дата-перчатки.

— То, что я думаю, существенной роли не играет. Миз Полански не желает иметь со мной ничего общего.

Скептическая ухмылка Сэди превратилась в нахально-снисходительную.

— Мне представляется, что вы не задумывались над тем, чтобы взять и сказать ей, как вы к ней относитесь.

— Господи, да конечно! — заявил он, потрясенный этим соображением. — Я ведь не мастер… открыто выражать свои чувства.

Сэди в это время водружал доктору на голову шлем.

— Открою вам, док, страшную тайну, — заявил он, закрепляя ремешок под подбородком. — Мастеров открыто выражать свои чувства не существует в природе. Но если вам кто-то дорог, то на такой риск пойти придется.

Когда дело касалось науки, Иэн был уверен и смел, но когда речь заходила о делах сердечных… что ж, это был совершенно иной вопрос. Синклер в состоянии был расшифровать иероглифы биномных уравнений. Он во сне мог отбарабанить принципы построения сложнейших таблиц Буля. Но женщины пребывали вне пределов его понимания, а одна из них, совершенно конкретная, в данный момент доводила его до безумия.

Вчерашняя сцена в кабинете была почти повторением того, что ночью случилось в гостиной. В какой-то миг она была до такой степени близка, что он ощущал дуновение теплого дыхания на щеках и видел золотистый отблеск ее карих глаз. А в следующее мгновение она убегала от него, точно он являлся дьяволом во плоти. Не надо было быть гением, чтобы уяснить себе: ей не хотелось иметь с ним ничего общего. Разумный человек понял бы, что ситуация безнадежна, и ушел с гордо поднятой головой.

“Но ты же лишаешься разума, как только речь заходит о Джилли!”

— А что будет, если я скажу ей о своих чувствах, а она не захочет иметь со мной ничего общего?

Улыбка Сэди посуровела.

— Гарантий, док, не существует. Но я знаю, что иногда, чтобы добиться многого, стоит рискнуть многим. Как говорится, не сообразишь — не победишь. И, кроме того, — добавил он, опуская и закрепляя щиток шлема, — быть может, мы с Феликсом что-нибудь на этот счет сможем придумать.

— А именно? — спросил Иэн, слепо глядя в направлении собеседника, но не получив ответа. Вместо этого он услышал характерный свист наружной двери, изолирующей его в лишенной света, самодостаточной вселенной яйца симулятора.

Вдвойне слепой из-за виртуального щитка и темноты внутри яйца, он задумался, перебирая тактические ходы, которые, с его точки зрения, помогли бы ему отыскать Эйнштейна. Но тут мысли его перескочили на другой предмет: на женщину с карими глазами, неуверенной улыбкой, чья обманчиво-хрупкая внешность скрывает под собой железную волю и преисполненное решимости сердце. И непревзойденный талант удирать от него в тот самый миг, когда ему больше всего хочется, чтобы она осталась.

“Ладно, может быть, так лучше”, — подумал он, мгновенно отрезвев. Он человек науки, а не раб страсти. Шесть лет без любви утвердили его в этом мнении. Да, было время, когда он начал верить в блистательные брачные вымыслы — дом, дети, любовь до гроба. И он цеплялся за этот изначальный обман гораздо дольше, чем следовало бы, особенно, когда Саманта объяснила ему, что ее совершенно не интересует его научная карьера, что ей хочется путешествовать, а не быть привязанной к одному и тому же месту, и что у нее нет ни малейших намерений губить свою жизнь и фигуру деторождением.