Кудесник
Шрифт:
— Джилл!
Она не обернулась ни тогда, когда он произнес ее имя, ни тогда, когда услышала, как закрывается металлический шкаф, ни тогда, когда его шаги раздались совсем рядом. Она, как бы защищаясь, прижала руки к груди, ощущая себя как никогда уязвимой.
— Джилл, вопреки общераспространенному мнению, сердце у меня все-таки есть. Я понимаю, кто для вас Эйнштейн, и не прекращу поисков, пока его не найду. Я все равно его отыщу, если даже мне придется проверить каждый кубический дюйм внутренней матрицы. Обещаю.
Эти теплые слова ласкали
— А что вы понимаете в обещаниях? Вы их раздаете направо и налево и тут же, как правило, их нарушаете. Вы заявляете, что хотите быть моим другом, но друг не делает вид, что человек ему небезразличен, когда ему небезразличен кто-то другой. Когда он живет с кем-то другим!
Она пристально смотрела ему прямо в глаза, пытаясь прочитать в них чувство вины. Вместо этого она увидела смущение и озабоченность.
— Что за чертовщину вы несете?
— Чертовщину по поводу женщины, позвонившей Марше и разыскивающей вас. Той, с кем вы живете. И я считаю полнейшей низостью делать дополнительные зарубки на постели, где спит кто-то еще… Иэн, да как вы смеете улыбаться?
Он взял Джиллиан за плечи, не позволяя ей отвернуться.
— Джилл, признаюсь, что действительно живу с женщиной, но это моя экономка.
— Экономка? — шепотом переспросила Джилл.
Иэн кивнул, расплывшись во весь рот.
— Кстати, занесите и это в протокол: Партридж когда-то была моей няней.
Его няней? Джилл понимала, что выглядит абсолютно дурой, но вдруг ей стало все равно. Что-то внутри треснуло — это лопнул толстый защитный панцирь, который она носила на себе на протяжении всего своего бесприютного детства и лелеяла, будучи уже взрослой. Она бросила взгляд на Иэна, ощутив нежность и теплоту в его улыбке, почувствовав, как эта улыбка омыла ее, точно золотые солнечные лучи. В первый раз она позволила себе поверить в его нежность, довериться ему, и отдаться любви к нему с такой силой, что у нее перехватило дыхание.
— Иэн, — едва выдавила из себя она, — я…
— Что ж, Инглиш, вот мы и снова встретились, — раздался за спиной голос, говорящий с сильным акцентом.
Нет, этого не может быть! Но как только Джилл обернулась, то поняла, что такое не просто “может быть”, но реально есть. В дверях здания дирекции стоял нацистский офицер, грозившийся в ночном клубе застрелить ее. И вновь его смертельно-грозный “Люгер” смотрел ей прямо в сердце.
— Никакого “снова”, — простонала она. — Мы ведь вам уже говорили, что у нас нет ваших дурацких писем.
— Да,
— Затем… а, это долгая история. Иэн, не может ли Сэди убрать этого неудачника из топологии?
— Боюсь, что до этого успеет вылететь пуля, — сокрушенно проговорил доктор, поднял голову, прищурился и уставился на штурмовика. — Послушайте, если я вам скажу, где письма, вы отпустите женщину?
— Нет! Я никуда одна не пойду! Только с вами!
— Только не валяйте дурака! Тогда хотя бы один из нас уцелеет и выберется отсюда.
— А мне все равно! — воскликнула она, оборачиваясь к офицеру. — Он понятия не имеет, где письма. Я тоже.
— Весьма скверно, — произнес нацист, с полнейшим безразличием пожимая плечами. — Тогда мне придется убить вас обоих.
Он спокойно поставил оружие на боевой взвод и направил ствол прямо ей в сердце. О, Господи, да это убожество действительно собирается ее убить! “Это несправедливо! — гремел внутренний голос. — У Рика и Эльзы был Париж, а у меня с Иэном никогда ничего не было!” Она бросила взгляд на Иэна, желая заявить ему о своих чувствах, высказаться перед смертью хотя бы раз…
— Иэн, я…
Слова повисли в воздухе. Ее сгребли сзади и бесцеремонно швырнули наземь. Пистолет выстрелил, но пуля ушла на добрый фут в сторону. Однако, радость по поводу спасения исчезла, как только она увидела, что Иэн сцепился с нацистом в смертельном объятии.
— Нет! — воскликнула она, но было уже поздно. Иэн с офицером, беспощадно и без всяких правил дрались врукопашную за пистолет.
— Иэн! — крикнула она, ощущая себя беспомощной, как никогда. И попыталась потянуть нациста за сапог, но сукин сын отпихнул ее ногой, чуть-чуть не попав в лицо.
— Контроль, уберите ее отсюда! — распорядился Иэн. — Немедленно!
— Только вместе с вами!
Но, невзирая на ее слова, мир вокруг поплыл, как плывет акварель под дождем. Ее выводили из топологии, нравится ей это или нет.
— Черт, Сэди, я не могу уйти! Я обязана ему помочь!
Но Сэди не слушал. Не обращая внимания на протесты Джилл, он превращал мир “Касабланки” вокруг нее в ничто, в черноту внутренней поверхности визорного щитка. Последним, что она слышала, был выстрел.
— Иэн! — Она откинула щиток и шлем и с яростью набросилась на застежки сбруи, действуя самозабвенно, не обращая внимания на немоту и дрожь в пальцах и на заливающие глаза слезы. А когда застежки, наконец, подались, она рывком выбралась из сбруи, обрывая по ходу дела кое-какие из компьютерных контактов. Она бы оборвала их все, если бы это помогло ей быстрее высвободиться. Ладонью она прихлопнула выключатель внутренней двери. Дверь поползла в сторону, и Джилл проскользнула в открывшуюся щель, не дожидаясь, пока дверь растворится полностью. Иэн.