Кудеяр

Артамонов Вадим Иванович

— Расскажи, расскажи, птаха прилётная.

— Привиделся мне не лес и не поле, а как бы край болота. Кочки там, жухлой травой поросшие, а в одном месте дерево торчит корявое, на нём ни единого листочка не осталось, все облетели. А ещё помню, будто вечер настал, и небо и земля одинакового цвета — серые. И вдруг я увидела — в сером небе тёмная полоса обозначилась. Та полоса ни с того ни с сего разделилась пополам, и обе половинки как бы раздвинулись, отчего подобие окна получилось. Сначала оно было серым, а потом зарозовело и померкло. Минуло какое-то время, и в другом месте на небе тёмная полоса обозначилась. Я говорю людям — их около меня с десяток было, — глядите, глядите, что там подеялось? И вновь полоса разделилась на две половинки, те раздвинулись,

а окно зарозовело. И вдруг ни с того ни с сего мы все оказались в большом храме, только не в таком, как этот, а без крестов и ангелов. И в том храме расхаживают люди в дивных ярких одеждах. Чудной какой-то храм: нет там ни попа с дьячком, ни иконостаса. И тут как будто кто-то подсказал мне: храм сей возник ни с того ни с сего на болоте, что это наваждение, дьявольское искушение. Я как закричу: не должно быть тута этого храма! И от мово крика кинулись бывшие в храме люди на нас и почали хватать за руки. У меня аж волосья на голове дыбком встали. Да тут надоумил Господь, что от нечистой силы лишь крёстное знамение спасти может. Стала я крёстное знамение творить, а рука не поднимается, словно неведомая сила противится ей. С большим-пребольшим трудом я крест начертала, и тогда те люди от нас отпрянули. А тот, что у них за главного был, сказал: «Ну, всё ясно!» Чего ему ясно стало, я не поняла. Тут они на нас вновь скопом ринулись. Я без конца от них открещивалась, — теперь руке моей ничто не противилось, а они всё лезут и цепляются за меня. Побегла я и оказалась возле какого-то дома. Рукой двери уже коснулась, а человек из чуждого храма всё норовит схватить меня. И тут я проснулась в неведении: спаслась или нет? Вроде бы спаслась, потому как преследователь мой крёстным знамением повержен был, да только в спасительный для меня дом я так и не вошла. Что бы это могло значить?

Монахи были поражены дивным рассказом. Игумен перекрестился.

— Скажи, птаха, а другие люди, что были с тобой в храме, спаслись они?

— Нет, святой отец, я ни одного из них больше не видела.

— Снизошло на тебя, малютка, благословение Господне. Ясно было указано тебе — сила наша в крестном знамении. Воротимся, братья, в церковь и помолимся во славу Господа нашего. Как звать-то тебя?

— Акулинкой, святой отец.

Тоненький солнечный лучик заглянул в окно кельи и стал расти, расширяться. Вот он высветил тёмные волосы Кудеяра, перескочил на лоб, коснулся сомкнутых век. Разбуженный его ласковым прикосновением, мальчик открыл глаза, быстро поднялся, натянул порты. Из церкви, расположенной на горе, доносилось согласное пение монахов. Скоро они спустятся в трапезную, но Кудеяру ещё не хочется есть. Услышав за окном условный свист, весело перескочил через порог.

Более полугода живёт он в скиту. Зимой было скучно, потому часто вспоминал он Крым, ласковое море, каменистые кручи гор. Долгие зимние вечера скрашивали рассказы отца Андриана о местах, где он побывал, да занимательные повествования игумена Пахомия о повадках рыб, зверей, птиц, о тайнах разных трав.

А как наступила весна, позабыл Кудеяр о Крыме, подружился с ребятами из соседнего села Веденеева — вотчины князя Андрея Михайловича Шуйского. По весне, блуждая по окрестным лесам и лугам, питались они вылезшими из согретой земли сочными и сладкими пестышками [23] . Ни игумен Пахомий, ни отец Андриан не ограничивали свободы Кудеяра, оттого жилось ему легко и привольно.

23

Так в народе называют появляющиеся по весне сочные побеги хвоща, богатые питательными веществами, а потому используемые в пищу.

Когда же настало красное лето, совсем хорошо стало. Вчера договорился он со своим веденеевским дружком Олексой пойти на речку ловить рыбу. Подтянув повыше порты, чтобы не

мочить их в обильной росе, Кудеяр вприпрыжку бежит к условному месту. Светловолосая голова Олексы показалась из кустов. Лицо у него веснушчатое, брови и ресницы словно выгорели на солнце. При виде друга он удовлетворённо хмыкает носом.

— Пошли?

— Пошли.

Ребята идут вдоль берега Мшанки, поросшей кустарниками и густой травой.

— Вчера, — рассказывает Олекса, — к нам в село боярский тиун пожаловал.

— Пошто?

— Вестимо пошто-боярин подати требует, — лицо Олексы стало хмурым. Он сунул Кудеяру корзинку. — На, лови.

Тихо, стараясь не спугнуть рыбу, ребята зашли в воду, боком погрузили корзинки и почали ботать ногами. Вода сразу же помутнела. Чего только не оказалось в извлечённых корзинках! Улитки, ракушки, пахучая тёмно-зелёная тина, жуки-плавунцы, головастики, камешки. Сердце Кудеяра радостно замерло при виде окунька, трепетавшего на дне корзинки. Олекса бросил на берег трёх пескарей и плотичку.

Довольно быстро на берегу выросла серебристая, переливающаяся на солнце кучка. Некоторые рыбки уже уснули, другие слабо трепыхались. Ребята прилегли рядом, стали перебирать добычу.

— Смотри, какого я красавца поймал, — Олекса показал Кудеяру толстолобого краснопёрого голавля.

— А мой окунь крупнее!

— Хорош, — миролюбиво согласился Олекса.

— Эй, рыбаки, наловили ли рыбы?

Ребята оглянулись на крик. На берегу стояла девочка лет десяти с небольшой корзинкой в руке.

— А, Олька, — снисходительно ответил Олекса, — так уж и быть, иди к нам.

Олекса терпеть не мог девчонок, но к Ольке относился благосклонно, позволял ей быть с ними. Во-первых, она никогда не хнычет, как другие девчонки, а во-вторых, от неё им, мальчишкам, бывает польза — она умеет быстро разводить костёр.

— Ой, сколько вы рыбы наловили! — похвалила девочка. — Надо костёр развести да пожарить, не то испортится.

Олекса тотчас же отправился на поиски сухого валежника.

Олька поставила корзинку на землю, сняла лежавшую сверху тряпицу. Под ней оказались краюха хлеба, пучок зелёного лука, десяток репиц. При виде снеди в животе у Кудеяра заныло, он уже пожалел, что утром ничего не поел.

На дне корзины лежала плоская дощечка с обгорелым углублением и круглая палочка. Вставив палочку в углубление, Олька зажала другой конец между узкими ладошками и стала быстро вращать палочку. Вот из углубления показалась тонкая струйка дыма. Олекса, не мешкая, подсунул пучок сухого мха, который тотчас же занялся огнём.

Когда костёр прогорел, ребята, разложили в золе, пойманных рыбок. Не успели пожевать хлеба с луком, рыбки были уже готовы, от подрумяненных боков шёл такой чудный запах, что у всех невольно потекли слюнки. Нежное мясо таяло во рту. Кудеяр не мог вспомнить, когда он ел более вкусную рыбу.

Солнце всё выше поднималось по небосклону. Стало жарко. От вкусной еды потянуло в сон. Ребята забрались под прибрежный куст, задремали.

Кудеяр проснулся от невыносимой щекотки, ему почудилось, будто в нос забрался жучок. Он громко чихнул, отчего Олекса и Олька весело рассмеялись. Оказалось, это Олька засунула в его нос травинку.

— Крепко же ты спишь, еле тебя разбудили.

— Пошли купаться, — предложил Олекса.

— Идите купайтесь, а я здесь посижу.

Мальчишки побежали к реке, по дороге сбрасывая с себя одежду. От прикосновения воды стало так славно, что мурашки побежали по коже.

Кудеяр ещё в Крыму научился хорошо плавать, сильно взмахивая руками, он устремился к противоположному берегу.

— Эй, берегись, там глыбко! — закричал вслед Олекса.

Тот не слушал его. Миновав глубину, поплыл к зарослям кувшинок. Дивный, похожий на многолучевую звезду белый цветок лежал на воде перед самым его носом и слегка покачивался на волнах. Мальчик ухватился за него и дёрнул, однако толстый зелёный цветонос оказался прочным.

— Не тронь, не тронь, — кричал с противоположного берега Олекса, — это русалочий цвет!