Кудеяр
Шрифт:
Мальчик внимательно слушал боярина, его ответ был ему по душе.
Иван Васильевич Шуйский после оскорбления, нанесённого ему Иваном Кубенским, на несколько дней отстранился от государственных дел. Обида на неблагодарных бояр переполняла его, ему казалось, что юный великий князь не сможет обойтись без него, а потому рано или поздно его призовут во дворец с просьбой взять в свои руки управление государством. Не может же кто попало заменить его, Шуйского, возле государя.
Время, однако, шло, но никто не являлся звать его в великокняжеский дворец. Что бы это могло значить? Уж не обзавёлся ли государь иными советниками? Но кто тот наглец, что решился занять его место? Обуреваемый этими мыслями, боярин, смирив гордыню, решил сам наведаться в великокняжеский дворец. Он уже слышал, что Боярская дума приговорила освободить Ивана Бельского из заточения,
Великий князь, казалось, был озадачен и смущён неожиданным появлением влиятельного вельможи. Бельскому же удалось сохранить величественный и достойный вид.
— Рад видеть тебя, Иван Васильевич, — приветствовал он Шуйского.
Тот пополовел от злости.
— Государь! По какому праву сей человек находится здесь, а не на Белоозере?
Пальцы мальчика, впившиеся в подлокотники кресла, побелели, глаза расширились, потемнели от гнева. Голос прозвучал по-детски звонко:
— Иван Фёдорович Бельский находится здесь по приговору Боярской думы, по пожеланию митрополита Иоасафа и по моему велению.
— Этот человек присутствует здесь против моей воли, а потому ноги моей не будет в великокняжеском дворце, пока он не уберётся отсюда. Не желаю быть в совете с боярами о государевых и земских делах!
Иван Васильевич, резко повернувшись, направился к дверям. Никто его не удерживал. После ухода вельможи мальчик не сразу успокоился. Мысленно он продолжал спор с Иваном Шуйским, поэтому не расслышал голос Бельского:
— Настало, государь, время явить тебе милость своему двоюродному брату Владимиру Андреевичу, который вместе с матушкой Евфросинией томится в темнице. Старицкий князь был в нелюбви с твоей матерью Еленой Васильевной, сын же его ни в чём не виновен перед тобой.
— Хорошо, Иван Фёдорович, вели освободить из темницы тётушку Евфросинию и её сына Владимира.
— И ещё одна печаль заботит нас с митрополитом, государь. Полвека уже томится в темнице в Переяславле двоюродный брат твоего отца Дмитрий Андреевич Углицкий. В малолетстве он был схвачен по приказу твоего деда Ивана Васильевича за происки отца своего Андрея Большого. В глубокой скорби пребывает он в темнице, вины его перед тобой нет никакой.
Юный князь никогда не видел своего дальнего родственника, но он слышал рассказ о вероломном поимании дедом Андрея Большого Углицкого и его детей. Незадолго до своей смерти дьяк Фёдор Мишурин поведал ему оправдательные слова Ивана Васильевича, сказанные митрополиту Геронтию [48] : «Жаль мне очень брата, и я не хочу погубить его, а на себя положить упрёк, но освободить его не могу, потому что не раз замышлял он на меня зло; потом каялся, а теперь опять начал зло замышлять и людей моих к себе притягивать. Да это бы ещё ничего, но когда я умру, то он будет искать великого княжения под внуком моим, и если сам не добудет, то смутит детей моих, и станут они воевать друг с другом, а татары будут Русскую землю губить, жечь и пленить и дань опять наложат, и кровь христианская опять будет литься, как прежде, и все мои труды останутся напрасны, и вы будете рабами татар». Андрей Углицкий скончался в темнице в 1494 году, а его сын до сих пор томится в нятстве. Дмитрий Углицкий, поди, стал в темнице древним стариком. Представив старика с дико вытаращенными глазами и всклокоченными седыми волосами, в грязном истлевшем рубище, мальчик брезгливо передёрнулся.
48
Геронтий (141? — 1489) — архимандрит Симонова монастыря, около 1555 г, стал епископом коломенским, в 1471 г, возведён в митрополиты. Враждовал с Иваном III, сквозь пальцы смотрел на «жидовскую» ересь.
— Вели снять с моего родственника оковы.
— А из темницы не выпускать?
— Нет.
Бельский больше не настаивал: о Дмитрии Углицком в Москве мало кто уже помнил, да к тому же человек, всю свою жизнь проведший в темнице, не представлял интереса для него, спешившего обзавестись своими сторонниками. Вместе с тем нельзя было упустить возможности навредить Шуйским.
— Когда я был на Белоозере, дошёл туда слух, будто князь Андрей Михайлович Шуйский — наместник псковский — многие злые дела творит.
— Сказывал мне о том отец Иоасаф, и мы решили те слухи проверить. И ежели сыщется, что слухи были верными, мы защитим псковских людишек от злых наместников.
Бельский удовлетворённо кивнул головой.
— Ныне нас казанцы донимать стали,
— Этим летом татары вряд ли придут, а к будущей весне мы должны подготовить большое войско во Владимире. С этим войском и пошлём Ивана Васильевича Шуйского.
Бельского поразили не по годам разумные рассуждения юного правителя, он молча преклонил перед ним голову.
Обилен и многошумен торг во Пскове. В более чем сорока рядах идёт бойкая торговля съестными припасами да изделиями местных умельцев. Сведущие люди говорят, будто на псковском торгу более тысячи торговых лавок, амбаров, клетей, чуланов, навесов. Привозные товары купцы складывают в гостином дворе приезжих гостей московских. В семидесяти семи амбарах этого двора они держат всякий товар. Здесь же на открытой площадке торгуют маслом коноплевым и коровьим. Другой гостиный двор называется Льняным, в нём идёт оптовая торговля северным шёлком. Хочешь купить лён в розницу — ступай в особый Льняной ряд. В третьем гостином дворе — Соляном — под навесами лежат груды белоснежной соли, её продают здесь оптом- «ластами» — по сто двадцать пудов. Ну а для домашних надобностей соль покупай в Соляном ряду. Один из крупнейших на псковском торгу — Щепетинный ряд, в нём торгуют щепетьем — деревянной посудой. На всю Русь славятся иконы псковского письма, которые продают в особом Иконном ряду. Здесь же можно купить мёд и воск. Самый богатый Сурожский ряд, где красуются привозные товары: сукна, камка, бухарские зендени, шёлк, золото, серебро, скляницы, ладан. В этом ряду лавок не так уж много — всего около шестидесяти, зато привлекают они немало людей, ибо всем охота поглазеть на заморские диковинки, хоть и не каждому они по карману. Много рядов занято торговлей одеждой — Суконный, Сермяжный, Ветошный, Колпачный, Шапочный, Шляпный, Однорядочный, Кафтанный, Шубный, Овчинный, Скорняжный, Бобровный, Терличный, Рукавичный — трудно даже перечислить всё.
Богат псковский торг, да ныне поубавился в славе: многие лавки закрыты, никому не охота отдавать задаром свои товары новому наместнику и его ненасытным слугам.
В Иконном ряду повстречались старые приятели-иконописцы, известные во многих местах своим мастерством, — Останя, Яков Якушко, Семён Высокий да престарелый Алексей Малый Глаголь. У пышнобородого Остани от возмущения глаза вылезли из глазниц.
— Слыханное ли дело, — возмущённо кричит он, — чтобы Божий товар воровским образом у мастеровых людей отымали! Вчерась заявился в мою лавку ключник нового наместника, сгрёб пяток икон и, ничего не заплатив, поволок к себе домой.
Яков только рукой махнул. Долговязый Семён кашлянул в кулак и поведал о своих бедах:
— А меня и того чище обобрали — пришёл тиун наместника Мисюрь Архипов, отложил самые лучшие иконы и велел мне отнести на его двор.
— И ты отнёс?
— Что же было делать? Не отнесёшь — тебе же хуже будет. Тимофея Андреева, колокольных дел мастера, наместник Андрей Шуйский заставил сварить колокол для своей церкви в Заволжье, тот было не подчинился приказу, так его в кровь избили слуги наместника и не посмотрели, что Тимофей своим мастерством на всю Русь славен. Ученики его — Прокофий Григорьев да Кузьма Васильев попытались было унять драчунов, так их тоже крепко побили.
— Ну и дела! Верно в народе говорят: наместники наши — Андрей Шуйский да Василий Репнин-Оболенский свирепы яко львове [49] , многих добрых людей поклепали. Мастеровых всё заставляют делать даром. За чем ни обратись к ним, за всё требуют поминки. Видать, сильно мы прогневили Господа Бога своими грехами, коли он послал нам таких наместников. — Останя рукавом смахнул пот со лба.
— Не везёт нашему граду! После смерти великого князя Василия Ивановича прибыл к нам Колтырь Раков. Много бед приняли мы от него, немало новых пошлин установил он. В бытность великой княгини Елены Колтырь был выведан из Пскова. Только вздохнули, а уж новая беда нагрянула в лице лютых наместников. Верно Останюшка молвил: прогневили мы Господа Бога. О том и знамение было.
49
…свирепы яко Львове.. — Репнин-Оболенский Василий Иванович (149?—1546), кравчий, воевода на южных рубежах России, вместе с А. М. Шуйским назначен в 1539 г. псковским наместником, прославился жестокостью и мздоимством. Окончил жизнь в Корнильевом монастыре под именем Вассиана.