Кукла на троне. Том II
Шрифт:
– Добили Хаггота? Ты ум потеряла? Жив он, рану зашили!
– Тогда где?..
– Наверху. Вечером заштопали, сейчас промоют-перевяжут, мазью намажут, – и поедем.
– Мой папенька… – тихо начала девушка, но ганта оборвал ее шлепком по затылку:
– Цыц! Молчи, пока не спросят!
Хаггот жив. У Чары отлегло бы от сердца… если б не девчонка – та аж дрожала от страха.
– Что вы с нею сделали?
– Пхе! Вот же скажет Чара-Спутница! – ганта снова шлепнул девушку. – Ну-ка, ответь дамочке, что я с тобой сделал?
– Ничего
– Давно сидишь?
– С вечера, сударыня. Будьте так добры, попросите сударя, чтобы он разрешил…
Подзатыльник заставил ее умолкнуть. Ганта буркнул раздраженно:
– Чара, кончай дурные расспросы. Лекарь сказал: Хагготу нужно ночь лежать тут. Мы остались. Но чтобы мы тут сидели, а лекарь побежал к шерифу – это ж не дело. Потому дочка со мной.
– Заложница… – поняла Чара.
Гирдан и двое всадников, что прибыли с нею, расселись в креслах и неотрывно глядели на девушку. Чара подумала: у них не было женщины от самой битвы с императором. Еще подумала: лысые хвосты.
Заскрипела лестница, и в залу вышел лекарь, ведя под руку Хаггота. Тот был бледен и слаб, но почти твердо держался на ногах.
– Это… ваши друзья, сударь?.. – спросил хозяин дома, опасливо глядя на Чару и шаванов.
Бирай отрезал:
– Не твое дело, друзья они мне или кто! Как рана?
– Изволите видеть, швы держатся хорошо, кровотечения нет, процесс заживления начат…
– Говори понятно, осел плешивый. Жить будет?
– Да, сударь.
– В седло можно?
– Я бы не советовал…
– Но удержится, наземь не грохнет?
– Удержится, сударь.
– Что делать с раной?
– Я подготовил вам мазь в дорогу, обрабатывайте ею дважды в день. Перед тем промывайте.
Лекарь протянул Гирдану склянку.
– Уже подготовил! – бросил ганта. – Ишь, шустрый! Спровадить нас хочешь?
– Нет, сударь. Оставайтесь, сколько вам будет угодно…
– Сколько угодно и останусь. Опробуй-ка свою мазь.
Лекарь открыл склянку и взялся за повязку на боку Хаггота.
– На себе опробуй! Высунь язык и мазни.
– Сударь, изволите видеть, она применяется не внутрь, а наружно…
– Жри, говорю! Если не помрешь – значит, не отрава.
Лекарь зачерпнул пальцем мази и положил в рот. Скривился от горечи, сглотнул. Ничего не произошло.
– Ладно, – кивнул ганта и разом допил из кружки. – Посидели и хватит. Пойдем.
– Счастливого пути, сударь.
Бирай встал, натянул сапоги. Глянул на девушку и сказал лекарю:
– Собери вещей дочурке. С нами поедет.
– Как?..
Лекарь охнул и согнулся, будто на плечи навалилось.
– Как?.. В седле. Не боись, пешком не погоним. Со мной поскачет.
– Сударь, я… Глорией-Заступницей прошу… Не нужно! Она ж у меня одна-единственная…
Бирай вынул нож и метнул с короткого замаха. Клинок вошел в стену за дюйм от лекарского
– Следующий будет в лоб, – сказал ганта. – Не причитай, не люблю этого. Иди, собирай вещи. Даю пять минут.
Лекарь попятился на лестницу, заскрипел вверх по ступеням.
– Гирдан, проследи, чтоб не удумал чего.
Гирдан ринулся следом за лекарем. В зале остались ганта с тремя всадниками, Чара – и девчушка. И вот что самое скверное: она, девчонка эта, не сводила с Чары глаз. Молчала, но смотрела… Будто прямо в душу.
– Ганта, – сказала Чара, – оставь ее.
– Почему? Хорошая ж скотинка, чего не взять?
Чара не знала ни единого довода. Она делила свой путь с десятками и сотнями разных шаванов, и все делали так. Если встречали девушку, что радовала глаз и не имела защиты, – брали себе. Брали даже западниц – своих соплеменниц, рожденных свободными. А уж чужеземка из какой-то там Альмеры – это ж самый законный трофей!..
Будь здесь Неймир, он бы нашел, что сказать. У него язык как у черта подвешен. Такого нагородил бы, так Бирая заморочил, что тот бы и девушку оставил, и денег ей дал. Но Чаре слова не шли. Быстра ее стрела, да медлителен язык… И она выдавила только:
– Оставь, ганта. Пожалей. Я прошу.
– Вы слыхали, парни? – ганта ухмыльнулся своим людям. – Она меня просит. Сама Чара Без Страха, раздутая от гордости, смиренно просит меня об услуге! И я бы, может, даже согласился… да только не та ли это Чара, которая давеча хотела всех нас перестрелять?
– Та самая, – ответили шаваны.
– Вот потому, Чара, я тебе откажу. Но ты можешь попросить еще разок – поумолять, поклянчить… Глядишь, тогда и соглашусь.
– Ганта, – сказал Хаггот, – прошлой ночью она меня пожалела…
– Не она, осел, а я! Ей ты ничего не должен!.. И крикни там Гирдану – пусть поторопит папашу.
Хаггот крикнул, Гирдан что-то ответил. Чара стояла, кипя внутри, чувствуя, как кровью наливаются щеки. А девчушка все глядела на нее, не отрываясь, блестящими своими глазами-монетами. И Чара подумала: будь под рукою лук, да хотя бы десять ярдов дистанции… Но лука нет и дистанции тоже. Четверо шаванов за три шага от нее, а из оружия – только пара ножей… Почти верное самоубийство. И ради чего – кого?.. Чужой плаксивой дурочки?! Даже думать нельзя, потому что чушь! После стыдно будет за эти мысли!..
А дочь лекаря все смотрела… Влага блестела в зрачках…
И Чара заорала:
– Закрой свои ягнячьи глаза! Отвернись, Дух Червя тебя сожри!
Вот тут из сеней раздался голос:
– Миледи, не нужно так волноваться. Вы вредите собственному здоровью, к тому же пугаете бедного ребенка.
– А ты еще кто такой?!
Все обернулись разом. Порог переступил мужчина. Был он высок и плечист, хотя, судя по впалым щекам, подточен какой-то болезнью. Одет просто, но на боку – кинжал такой длины, что вполне уже впору назвать мечом.