Кукловод Тысячи и одного заговора
Шрифт:
С последним "Ка!" Леон воссоединил печать, и узрел ужаснувшую его самого Истину: бухгалтер Джон, по каким-то причинам решивший нарушить строгий запрет и потревожить директора, пожелавшего остаться наедине со своим увлечением, переступая порог, отбросил человеческий облик. Ужасное чудовище надвигалось на директора Улфа, источая зловоние и протягивая кошмарные щупальца. Страх попытался сковать директора, но лишь придал сил. Чувствуя за собой поддержку высшей Силы, Леон выхватил из ящика стола давно уже лежавший там пистолет, и открыл огонь. Промахнуться на таком расстоянии было невозможно. Однако,
— На! На! На! — кричал он, нажимая на спуск. — Да сдохни же ты, наконец! Во имя Ниелглина!
Леон и сам не мог бы сказать, откуда он взял последнее имя, но для твари оно оказалось опаснее всего остального. Преобразившийся и обретший свой истинный облик Джон Митчелл дернулся в последний раз и умер.
Стоя над трупом твари, Леон ощущал гордость от сделанного, но одновременно — страх и отчаяние от осознания того, сколько еще подобных тварей бродят среди людей, приняв человеческий облик и пятная самим своим существование чистоту божественного замысла.
— Я очищу человечество, — пробормотал Леон. — Клянусь, я сделаю это. Во имя Ниелглина!
Видением мигнуло, и в следующей картине присутствовал уже знакомый Леон Улф, в чертах которого, при некоторой фантазии можно было усмотреть сходство с тем слепцом, запертом в проклятой психушке, где сейчас сидело мое тело, и Джон Бастер, шериф городского округа Сейнтралия. Ритуал позволял знать многое, и, в частности, я знал, что шериф — родственник Улфа, и не из дальних.
— И что это было? — поинтересовался Джон.
— Твари ходят среди людей, — с пылом новообращенного проповедовал Леон. — И наш долг пред Господом — очистить человечество от тех, кто готов утратить образ и подобие, дарованное нам Творцом!
— Если я так напишу в отчете — в психушку отправят и тебя, и меня, — вздохнул шериф. — Запишем так: Джон Митчелл сошел с ума, или, возможно, был втянут в деятельность какой-то подпольной коммунистической ячейки, и кинулся убивать "проклятых капиталистов", и был убит. В рамках самообороны. А вот что там твоим бухгалтерам привиделось — так это надо поинтересоваться, что они употребляют. Есть сигналы, что не чай они там у тебя пьют во время кофе-брейков.
— Ох, не чай, — покачал головой Леон. — Взгрею я их, пожалуй, как следует… Да и на наркоту проверить — не мешает. Семье не нужны работники-наркоманы.
Шериф согласно кивнул головой.
— Да, кстати, — заинтересованно спросил он у дальнего родственника, — ты религиозную общину регистрировать будешь?
— Разумеется, — отозвался новоявленный пророк и Глас Божий. Идея какого бы то ни было служения божеству, не совмещенного со сбором пожертвований, представлялась ему какой-то… неполноценной.
— Тогда будь осторожен с дедушкой Иезекилем, — посоветовал шериф. — Сам знаешь, какой он у нас… твердолобый пуританин.
— "…рухнет храм старой веры и создастся новый храм истины", — процитировал Леон однажды попавшуюся ему в руки книгу того русского. Признаться, сам Леон надеялся найти там какие-нибудь
Шериф посмотрел на родственника, и медленно кивнул, соглашаясь с предложенным способом решением проблем. Дедушка Иезекиль со своими проповедями и у шерифа уже давно сидел в печенках. Так что когда твердокаменный пуританин умер от какой-то совершенно пустяковой болячки, почему-то проигнорировавшей самые современные антибиотики, шериф записал в архиве "умер естественной смертью", и не стал копать слишком уж глубоко… возможно — опасаясь и сам заразиться какой-нибудь пакостью, которая окажется безусловно смертельной.
Очередной таймскип, и вот уже Леон проповедует группе людей в дорогих костюмах, собравшихся в холле Гранд-отеля. Мигнуло — и "дом Надежды" принимает первых детей. Мигнуло… И очередная жертва корчится на очистительном костре, а Леон увлеченно доказывает гибнущему его нечистоту и необходимость очистить мир от него. Мигнуло. Мигнуло. Мигнуло… Отчаяние охватывало предводителя Избранных, уже называвшего себя Верховным магистром Ордена, при виде того, что чудовищ, скрывавшихся под масками людей — не убывает. И даже у многократно проверенных. Стопроцентно чистых людей — дети могут оказаться чудовищами. И снова проповеди. Братство, смыкающееся вокруг своего предводителя, закрывая его от очередного чудовища… Свет погас для Леона, и лишь соединяющаяся в крови и муке Печать позволяла ему вновь видеть этот мир. И вот Братья вырывают из руки Леона половину Печати…
— Ты сошел с ума, отец, — вздохнула дочь Леона, Кристэлла. — Зачем позволять чудовищам превратиться и обрести силу? Не лучше ли уничтожать их ДО того, как они станут опасны?
— Такова воля Бога, — Леон не пытался вырваться из хватки некогда верных ему людей. За годы службы Господину он обрел истинную веру, и ему стало уже все равно, что будет с ним самим. Главное — созданные им Орден продолжит свою работу… Возможно, его дочь действительно станет лучше него.
— Ни сам Бог, ни Ватраэль, его посланник, не говорили мне ничего подобного, — скорбно покачала головой Кристэлла. — Возможно, ты действительно сошел с ума, и слышал то, что не было сказано. Мне хочется в это верить. Потому что если я не права — то это означает, что ты так долго искоренял Зло, что поддался его голосу… Отведите его в госпиталь, — обратилась она к Братьям, что удерживали некогда Верховного.
Не то, чтобы Леон не мог разметать бывших учеников одним движением и повергнуть их в прах… Но отчаяние, вызванное сомнением, что породили слова дочери, подвигло Леона на новый подвиг Веры. И он не стал сопротивляться, позволив увести себя.
Там, прикованный к кровати, Леон созерцал видения. В том числе и о том, как его дочь попыталась провести очередное Очищение. Но не повергнутое в прямом бою, не ослабленное Печатью, чудовище оказалось слишком сильно, и город Сейнтрелия погрузился в кошмары, мрак и туман.