Кукловод
Шрифт:
– У тебя глаза на затылке, и ты видишь, что я делаю?! – пошутил я, не сводя глаз с двух полушарий просвечивающихся сквозь ткань ягодиц и узкой полоской стрингов между ними.
Молодая женщина едва заметно передернула узкими плечами, что, очевидно, можно было принять за выражение недоумения, и ответила:
– Не знаю. Просто чувствую, что ты не спишь. Вставай, я тебе пиццу приготовила.
– Вау, да ты хозяйка! – рассмеялся я. – А пиццу я люблю.
Я говорил одно, а думал о другом, снова ощущая волнение и трепет,
– А твое чувство может тебе подсказать, что произойдет через минуту? – спросил я вдруг ставшим ломким, как у юноши в период полового созревания, голосом.
Молодая женщина повернулась ко мне и, пряча лукавую улыбку, чувственным голосом ответила:
– Разумеется!
Я ощупал взглядом худосочную фигурку хозяйки квартиры, будто оценивая, на что она годится. А что?! Если не увлекаться в постели чрезмерно выкрутасами, то имеющееся у меня в запасе время вполне можно использовать с толком.
Я сел на кровати, привлек к себе Нину и, дернув на груди завязки пеньюара, потянул его за короткие рукава вниз. Легкий шелк-шифон соскользнул с плеч молодой женщины и упал к ее ногам, как ткань со статуи в момент ее торжественного открытия в городском парке. Я еще раз окинул загоревшимся взглядом длинные худенькие ноги, узкие бедра, едва намечавшуюся, как у девочки-подростка, грудь… Ладно, будем считать, что у скульптора было мало материала для создания полноценного образа божества, и он, как поется в одной незамысловатой песенке, слепил его таким вот субтильным из того, что было.
Угадала Нина, что дальше произойдет! Я обхватил ее руками за талию, стал целовать плоский живот, грудь, плечи. А потом повалил молодую женщину на диван, лег на нее сверху и снова, как вчера, растаял в ее жарких объятиях, утонул в темных бездонных очах, опьянел от запаха душистых, свежевымытых волос.
…Оставшееся до выхода из дому актрисы время я потратил на завтрак и признание… Нет, не в любви, а… впрочем, все по порядку.
– Нина, я хочу тебе сказать… – Слова давались мне с трудом, кусок пиццы, который я откусил, с трудом проскочил в горло. – В общем, я никакой не журналист…
– То есть? – Актриса перестала жевать и вся обратилась в слух.
Я запил соком стоявший в горле кусок пиццы и поправил воротник все того же банного халата, в котором сидел на кухне.
– То есть я не работаю в журнале «Светская жизнь», – выдавил я.
Нина подняла одну свою бархатную бровь.
– А где же ты работаешь? – спросила она, отодвигая тарелку с пиццей.
– В ДЮСШ тренером по вольной борьбе. – Решение сказать правду не было спонтанным, я обдумывал его со вчерашнего дня и пришел к выводу, что мне следует откровенно поговорить с Ниной, так как к ней я почему-то испытывал доверие и надеялся на ее помощь.
Известие о том, что артистам кукольного театра не светит пиар-статья в знаменитом журнале, хозяйка квартиры восприняла
– И для чего понадобилась трансформация из тренеров в журналисты? – поинтересовалась она, склонив голову набок, как пудель, выжидающе смотрящий на хозяина.
Я тоже отодвинул от себя тарелку с итальянским блюдом и, чтобы промочить пересохшее горло, глотнул еще соку.
– В детском саду, где вы с бригадой артистов пару дней назад давали кукольный спектакль, – тщательно подбирая слова, проговорил я, – произошла кража драгоценностей. Небезызвестная тебе заведующая «Теремком» Быстрова попросила меня в качестве частного лица найти и вернуть похищенное.
То, что в следующий момент проговорила Нина, меня сильно озадачило.
– Вот как?! – воскликнула она, тряхнув своими чудесными волосами. – Выходит, эти чертовы бриллианты все же украли?!
Я во все глаза смотрел на хозяйку квартиры.
– Ты что, знала о драгоценностях, которые зам мэра отдал на хранение Быстровой?! – спросил я подозрительно.
– И не только я, между прочим, – покривила Нина в усмешке губы. – Всей бригаде артистов, включая звукооператора Женю Малютина, было известно об этом.
– Но откуда, Нина?! – воскликнул я изумленно.
Актриса не удивилась моему признанию, но с тех пор, как я его сделал, отношение ко мне молодой женщины переменилось. Между нами будто выросла стена отчуждения.
– Женя обычно перед каждым нашим выступлением монтирует на сцене микрофоны, – глядя куда-то мимо меня, проговорила Нина. – А в гримерной – динамики. Делает он это для того, чтобы артисты были в курсе событий, происходящих на сцене, и знали, в какой момент их выход. Так было и в этот раз.
Я, испытывая удовлетворение от рассказа собеседницы, откинулся на спинку стула. Ну, вот и разъяснилась загадка, откуда преступник узнал о драгоценностях, появившихся в детском саду.
– Отлично, – самодовольно проговорил я. – То, что только артистам было известно о находящихся в детском саду драгоценностях, лишний раз доказывает: я на правильном пути!
Нина посмотрела на меня колючим взглядом.
– И этот путь привел тебя ко мне в дом? – спросила она холодно. – Ты хочешь сказать, что это я украла бриллианты?!
От такой постановки вопроса я опешил, а когда пришел в себя, возмущенно вскричал:
– Да ты что! Как раз наоборот! Ты единственная из вас четверых, кто вне подозрений!
– С чего это вдруг я оказалась на особом положении?! – очевидно, все еще не веря мне, с легким презрением произнесла моя визави.
– Оттого, что в тот момент, когда украли бриллианты, ты находилась на сцене, а следовательно, не могла совершить преступление.
Наконец-то в глазах моей собеседницы загорелся заинтересованный огонек, и я, пользуясь моментом, рассказал все без утайки о произошедшем в «Теремке», о ходе моего расследования.