Куклы Сатила. Разработка сержанта М
Шрифт:
В конце недели Эмери заявился на фирму к Стоку без звонка, за десять минут до окончания работы.
Сток спустился из офиса в подземный гараж, сунул пластиковую карточку, идентифицирующую личность, в щель — створки ворот послушно расползлись, на выезде Сток обнаружил друга в «пежо» с открытым верхом.
Эмери выбрался из машины. Сток опустил стекло своей.
Эмери не поздоровался, сразу перешел к делу:
— Заедем?
Сток решил, что Эмери приходится пригибаться слишком низко, смутился, открыл дверцу, распрямился, опираясь на крышу своей «ланчи».
Многословие не относилось к грехам Эмери:
— Заедем?
— Куда? —
Эмери ткнул Стока кулаком в живот:
— В одно место…
— Далеко? — уточнил Сток, соглашаясь.
— Ты торопишься? — Эмери знал, торопиться другу некуда, хотел взбодрить страдальца колкостью.
Сток пожал плечами, плюхнулся на сиденье.
Эмери подбросил ключи на ладони, устремился к машине. «Пежо» скакал на подъемах и подпрыгивал на съездах, «ланча» Стока послушно следовала позади, будто слепой на поводке резвого пса.
Переехали Большую реку, миновали стеклянную колонну и причал, где швартовались корабли — крохотные, средние, гиганты. Ветер с моря играл пестрыми флажками.
Старая часть города примыкала к порту и рассекалась на две неравные части Большой рекой, впадающей в залив Кающегося Грешника. Сток любил старый город: узкие улочки, брусчатку мостовых, гомон пешеходов, магазинчики, лепящиеся один к другому, запахи столов с дымящимися блюдами, перезвон колокольцев входных дверей, сообщающих продавцу, что клиент прибыл или отбыл.
С трудом нашли место парковки. Эмери втиснул «пежо» с первой попытки, Стоку пришлось повозиться. Эмери протянул другу мелочь на ладони для оплаты стоянки. Сток в ответ запустил руку в карман и выгреб пригоршню никеля; так и стояли, позвякивая монетами, друг против друга. Эмери смирился — каждый заплатил за себя.
Эмери устремился в подворотни, шмыгал по проходным дворам, огибал углы, нырял под арки — по всему видно, не впервой здесь. Сток узнавал одни места и впервые видел другие; в пианобаре «Свинг» не раз коротал вечера со Сьюзн, а закусочную «Семья Маруцци» никогда не встречал, магазинчик пряностей «Пемба» не раз посещал сам, а прилавки со старинными картами и глобусами видел впервые.
Эмери остановился перед дверью со стеклами и золотыми буквами «Паллис». Чем торговал Паллис, Сток не уяснил, витрины пусты, плакаты на стенах живописали прелести отдыха на островах в океане и к промыслу грека — если Паллис грек — отношения явно не имели. Хозяин отсутствовал, Эмери привычно толкнул дверь, ворвался в пустое помещение, поволок Стока по ступеням, сбегающим в подвал. Сток ступал осторожно — мало света, да и крутизна лестницы кружила голову. Эмери ориентировался свободно, щелкнул выключателем, потащил друга по узкому коридору с множеством разновысоких дверей. Сток лавировал между картонными ящиками, горами пластиковых мешков и бочками с неизвестным содержимым, стены подпирали узкие высокие ящики, в таком можно упаковать громилу футов под семь ростом.
Спина Эмери то приближалась, то удалялась, или так казалось — лампочки под потолком светили по-разному, одни ярко, в других нить, похоже, издыхала на глазах.
— Пришли. — Эмери замер внезапно, Сток ткнулся носом в красноватый затылок.
После разрыва со Сьюзн духота ощущалась Стоком особенно болезненно, и сейчас,
Эмери взял друга за плечи, втолкнул в темноту, притворил дверь — жидкое коридорное освещение иссякло, уползая в щель между дверным косяком и стеной. Эмери любил спектакли, но сейчас Сток не желал участвовать в шуточках, не то настроение, дышалось в темноте все тяжелее.
Сток протянул руку, уперся в пустоту, сделал шаг вперед, ощутил прикосновение женских волос, густых и шелковистых; сглотнул слюну: Эмери затих, ничем не выдавая своего присутствия.
Сток припомнил, как в детстве застрял в кабине лифта: лампочка медленно угасла на глазах, пришлось просидеть никем не обнаруженным шесть или семь часов в кромешной тьме.
Эмери, черт тебя побери!
Никогда не поверишь, что над головой всего в десятке футов кипит город; власть города размазана тонким слоем по поверхности и здесь кончается. Здесь, в подвалах, тишина и затхлость и обездвиженный, пропитанный пылью воздух напоминает жидкость, омывающую тебя чем-то нечистым, превращающую твою рубашку, и брюки, и белье в грязное тряпье.
Представление о времени распалось. Сток залез в карман, вознес над головой зажигалку, крутанул ребристый цилиндр, вспыхнуло пламя, лишь незначительно потеснив тьму вокруг. Повертел головой. Эмери исчез. Сток ступил вперед, туда, где касался, как ему почудилось, волос женщины, и… замер: вдруг неизвестная в полуфуте от него, и он невольно подпалит ей волосы, хуже того — сожжет лицо… Сток замер, сдавленно прошептал:
— Кто здесь?
Эмери себя не обнаружил.
Сток прихлопнул пламя, погрузился во тьму, неизвестно, сколько осталось газа, неизвестно, сколько ему понадобится проторчать здесь и как отсюда выбираться.
Эмери ожил, стегнул голосом как ни в чем не бывало:
— Слушай, не могу найти выключатель, посвети!
Сток с трудом пришел в себя: надо же, как истрепаны нервы, небось меньше минуты, как друзья вошли в темное помещение, а уж он взвинтил себя донельзя. Заворочалась мстительность: Сток замер, просьба Эмери повисла в воздухе.
— Запаливай зажигалку! — уже с раздражением потребовал Эмери.
Сток съежился. Эмери, особенно на высоких тонах, — чистый удар хлыстом, и все же… затаил дыхание, отпрянул в сторону, чтобы Эмери, растопырив пальцы, вытянув руки, сразу же не обнаружил напарника. Почему только Сток должен трястись? Почему ему одному уготовано сжиматься в темноте и путать минуты, а то и секунды с часами? Внезапно Сток прозрел: мальчишество! Эмери ни в чем не виноват, выкроил время, чтобы помочь другу, неважно, что Сток и не догадывается как; и сейчас экс-обожатель Сьюзн ведет себя не лучшим образом, вовсе не подобающим взрослому человеку с хорошей репутацией.