Куколка

Пирс Лесли

Через два часа после сытного обеда и нескольких бокалов вина друзья попивали коньяк.

Джеймс так и не решился спросить, где ближайший бордель, но Ной, зная всего пару слов по-французски, нарисовал на клочке бумаги голую женщину и, отчаянно жестикулируя, все-таки смог объясниться с невысоким пожилым сгорбленным официантом в длинном (практически до щиколоток) зеленом фартуке. Официант указал в противоположный угол площади на нужный дом и показал семь пальцев — время, как они решили, когда бордель открывается.

— Пока все идет гладко, — сказал

Ной, заказывая очередную рюмку коньяка. — Поскольку мы узнали, что это бордель, думаю, не стоит упоминать имени мадам Сондхайм. Если она узнает, что мы спрашиваем о ней, в бордель нам, возможно, ход будет закрыт.

— Значит, сегодня вечером мы туда идем? — нервно переспросил Джеймс.

— А как же еще нам что-то узнать? — удивился Ной, закатывая от нетерпения глаза. — Джеймс, перестань, кто из нас говорит по-французски? Не надо все перекладывать на меня одного.

— Я просто никогда не был в борделе, — прошептал Джеймс, не желая, чтобы их подслушали. — Я не знаю, как себя вести.

— Там сразу поймут, что ты еще зеленый юнец, — засмеялся Ной, вспоминая свой первый опыт. — Не думаю, что во Франции все иначе. Мы оба будем прикидываться новичками — так нам проще будет разговорить девушек. Поскольку ты у нас владеешь французским, можешь сказать, что не хочешь уединяться с проституткой, потому что дома тебя ждет невеста.

— Но я был бы не против! — горячо возразил Джеймс.

Ной усмехнулся.

— Для тебя это будет в первый раз, да?

Джеймс опустил голову и кивнул. Когда Джеймс согласился поехать с ним во Францию, Ной поведал ему о том, как Бэлль стала свидетельницей убийства Милли, но теперь он почувствовал, что должен рассказать приятелю, как познакомился с Милли и о своих чувствах к девушке.

— Она поразила меня в самое сердце, — признался Ной. — Милли была красивой, доброй и участливой — совершенно не такой, какими люди представляют себе проституток. Именно поэтому я и должен узнать, где сейчас Бэлль и остальные пропавшие девушки.

— Ты любил ее? — спросил Джеймс.

Он согласился на эту авантюру, потому что верил: они с Ноем спасают девушек от моральных и физических страданий. Но его консервативное воспитание мешало ему понять, как приличный мужчина может испытывать романтические чувства к проститутке.

— А что такое любовь? — с легкой улыбкой спросил Ной. — Это состояние, когда ты постоянно думаешь о ком-то, не можешь ни есть, ни спать, ни размышлять больше ни о чем? В таком случае да, я любил ее. Но мне кажется, мой отец назвал бы мои чувства вожделением. Я же думаю: если бы мне удалось увезти Милли из борделя и побыть с ней наедине, тогда, вероятно, через пару недель я бы понял, какое именно чувство мной овладело. Подозреваю, что всегда буду надеяться на встречу с женщиной, с которой мне было бы так же хорошо, как с Милли. С тобой такое бывало?

— Дальше страстных мечтаний об одной из девушек, которую я встретил на заводе у отца в Бирмингеме, я не заходил, — признался Джеймс. — Я бы и тебе не сказал об этом, если бы не

парочка лишних бокалов. Эта девушка проверяла высоту сиденья велосипеда. Ее юбка задралась, и я увидел ногу в черном чулке и кружева нижней юбки. Мне показалось, что ничего более эротичного я в жизни не видел.

Ной захихикал.

— А как она выглядела?

— Если честно, совершенно обычно, — признался Джеймс. — В своих мечтах я вижу ее ногу, а не лицо.

— В таком случае, Джеймс, мы не только должны выяснить, что случилось с Бэлль и остальными девушками в Париже, но и убедиться, что ты стал мечтать о чем-то более значительном, чем девушка и велосипед, — усмехнулся Ной. — А теперь давай прогуляемся, осмотримся, а вечером вернемся.

Друзья вернулись на площадь в тот же вечер, в восемь часов. Уже стемнело, когда они вышли из гостиницы на площади Пигаль, но Ной и Джеймс окунулись в яркий свет и шум — в самую гущу событий. Повсюду их окружало огромное количество баров, кафе и ресторанов — казалось, днем их было не так много. Зазывала у «Мулен Руж» кричал, что это лучшее представление в Париже, а туристы различных национальностей стояли у входа и глазели на громадную афишу, на которой был изображен ряд высоко задранных женских ножек в пене кружевных юбок.

Пока Ной и Джеймс шли по крутой извилистой улочке, из темных прокуренных баров доносились звуки пианино, аккордеонов и скрипок. Запахи еды из ресторана перемежались с запахами горячих каштанов и блинчиков, которые продавали уличные торговцы. К этим пикантным ароматам примешивалась вонь конского навоза.

Приятели не раз поворачивали головы, когда зазывала показывал снимок застывших танцовщиц, одетых лишь в блестки, с большими веерами из страусовых перьев, прикрывавшими часть лица. В проститутках тоже недостатка не было: друзей несколько раз окликали, и что бы им ни говорили, Джеймс тут же отчаянно краснел.

Джеймс сказал, что швейцар предупредил, чтобы они были осторожнее, потому что место все же опасное. Здесь полно грабителей и преступников, несмотря на то что за последние десять лет, когда возводили Сакре-Кер, многие трущобы снесли. Ной подумал, что ему еще никогда не доводилось бывать в таком волнующем месте. Оно было живописным, ярким и живым, с намеком на щегольство, и не таким грязным, как Севен-Дайлс.

— Выпьем, перед тем как идти? — предложил Джеймс, когда они дошли до площади.

В заведении мадам Сондхайм царила темнота, горел только красный фонарь над дверью. Однако Ной был уверен: темно только потому, что окна закрыты ставнями, а не потому, что заведение не работает.

— Не ищи отговорок, — поддразнил друга Ной. — Лучше идти сейчас, позже посетителей станет больше и у нас не будет возможности поговорить с кем-нибудь из проституток. Я рассчитываю на тебя. Кто из нас владеет французским? Я попытаюсь найти девушку, которая говорит по-английски, какой бы страшненькой она ни была. — Он засмеялся. — Я хочу, чтобы ты понял: я настроен серьезно и решительно! — добавил Ной.