Куколка
Шрифт:
У Бэлль появилась новая спальня, и хотя летом там было нестерпимо жарко, комната была очень красивой, с темно-розовыми розами на обоях. Ела она то, что хотела. Бэлль полюбила пряную джамбалайю и другие традиционные креольские блюда. Если хотела, она могла б'oльшую часть дня спать или нежиться на подушках в тенистом уголке двора с книжкой в руках. Ей никогда не приходилось мыть полы, стирать. Единственной задачей Бэлль было заботиться о своей красоте.
Но временами в глубине ее души вспыхивали гнев и возмущение.
Бэлль могла бы смириться с новой работой; если уж говорить начистоту, новое занятие ей нравилось. Она предпочитала пожилых господ юнцам. Иногда они уверяли, что овдовели или
С другой стороны, после встречи с некоторыми клиентами помоложе Бэлль чувствовала себя грязной. Они бывали грубыми, жестокими, абсолютно равнодушными к ее чувствам. Часто они вели себя так, как будто считали: она должна быть благодарна им за то, что они выбрали ее. А подчас попадались и такие, кто заявлял, что она не стоит истраченных на нее денег. Марта уверяла, что такие найдутся всегда, ведь мужчины чувствуют себя униженными из-за того, что им приходится платить за секс, и не стоит принимать все на свой счет. Но Бэлль трудно было не обращать на них внимания.
Менее чем за два года она прошла путь от незнания, что такое секс, до понимания того, чего она хочет. Теперь Бэлль было известно, что члены бывают разные; она видела огромные и крошечные, скрюченные и ровные. Бэлль научилась напрягать мышцы влагалища, чтобы усилить удовольствие мужчины и заставить его быстрее кончить. Она даже брала пенис в рот и делала вид, что ей действительно это нравится, хотя на самом деле ее при этом выворачивало наизнанку.
Некоторые клиенты хотели подольше продлить занятие сексом, некоторым нужна была быстрая разрядка. Одним нравилось верить, что Бэлль настоящая леди, другие требовали, чтобы она вела себя как развязная шлюха. У Бэлль развилась способность угадывать их желания уже по одному взгляду, которым они окидывали ее в гостиной. Ей так часто приходилось из леди превращаться в шлюху, что она уже и не знала, кто она на самом деле.
Бэлль понимала: она уже не та девочка, которая приехала из Англии. У нее больше не было романтических мечтаний, вместо этого она внимала всему, что ей говорили, и приправляла сказанное щепоткой соли. У нее появился разумный цинизм, она могла и зубы показать, особенно мужчинам, которые подходили слишком близко и могли рассмотреть ту девушку, которой она была раньше.
Англия и все, что любила Бэлль, сейчас казалось ей далеким размытым пятном, как будто оглядываешься на мечту. Настал и миновал ее семнадцатый день рождения, но она так и не написала домой, потому что понимала: ей нечего сообщить матери и Мог. Бэлль не хотелось расстраивать их еще больше. Пусть думают, что она все еще в Нью-Йорке, откуда она послала им открытку, и что ее жизнь сложилась намного лучше, чем на самом деле.
Тем не менее она не могла удержаться и искала в газетах новости из Англии. К сожалению, американские газеты писали об Англии только тогда, когда там происходило что-то по-настоящему значительное и важное, как, например, похороны короля Эдуарда, состоявшиеся в мае минувшего года. Их широко освещали в прессе и сопровождали фотографиями, и Бэлль заплакала, когда увидела снимок Вестминстерского аббатства и парламент на заднем плане и вспомнила, как они гуляли там с Джимми.
Мог могла быть в толпе зевак. Несмотря на то что она не любила большого скопления людей, она ни за что бы не пропустила такую церемонию — Мог считала короля Эдуарда хорошим человеком.
В июне писали о коронации Георга Пятого. Тогда тоска по дому стала нестерпимой. Американцы любили такие истории из Англии; в каждой газете и журнале этому событию посвящались целые развороты. Бэлль помнила волнение, которое она испытала, когда короновали Эдуарда Восьмого, праздничные декорации и поднятые флаги. Мог водила ее в Уайтхолл посмотреть на церемонию — Бэлль никогда не забудет золоченую карету и приветственные крики собравшихся. В тот день на улице устроили праздник, кто-то выкатил пианино, и почти всю ночь пили и танцевали.
Когда Бэлль охватывала пронзительная тоска по дому, девушка пыталась убедить себя в том, что живет здесь намного лучше, чем в Англии, но ее долг перед Мартой не шел у нее из головы. Здравый смысл и любовь к цифрам говорили о том, что затраты на нее с лихвой окупились уже много месяцев назад. Марта просто жадная, хитрая стерва, которая держит ее за дуру.
Бэлль скопила достаточно денег, чтобы уехать из города, но вернуться в Англию ей было не на что. К тому же поговаривали, что у Марты повсюду осведомители. Ей тут же донесут, если одна из ее девушек купит билет на поезд. Марта отправит на станцию кого-то из своих людей, чтобы вернуть беглянку.
Девушка успокаивала себя тем, что это всего лишь сказка, чтобы запугать проституток, но все равно боялась рисковать, потому что прекрасно знала — если ее поймают, Марта обязательно ей отомстит. Она продаст ее еще до захода солнца, и не в соседний дом на Бейсин-стрит, а на несколько кварталов дальше, где ей придется за день обслуживать от сорока до пятидесяти мужчин. Хозяева этих борделей пристально следили за своими девушками и избивали их за любые проступки.
Был еще один страх — забеременеть. Пока что Бэлль была защищена, как и остальные девушки в доме, но она знала, что в других борделях о проститутках заботятся гораздо меньше. Тогда перед ними встает выбор: либо идти к мамаше Лу, мулатке, которая помогала избавиться от нежеланных детей, либо рожать и пытаться умаслить хозяйку своего борделя, чтобы та позволила оставить ребенка. Бэлль знала, что Марта ни за что не согласится, чтобы кто-то из девушек в ее доме оставил ребенка. В глухих переулках стоят бордели, где в комнате наверху живут несколько младенцев и детей постарше. Однако Бэлль слышала, что их накачивают «Покоем» — приправленным настойкой опия ликером, придуманным доктором Годфреем. А когда они вырастают, их отправляют на ферму. Еще в Лондоне Бэлль слышала о женщинах, которые живут на фермах и присматривают за детьми. Там малыши не получают ни родительской любви, ни ласки, часто их даже кормят плохо. Поговаривали, что в Америке происходит то же самое.
Бэлль чувствовала, что должна изо всех сил угождать Марте. Ее не покидало чувство, что она не нравится этой женщине. Это ощущение не подтверждалось ничем, кроме мрачного взгляда и нескольких резких слов, но девушки часто рассказывали ей о том, какой мстительной была Марта в отношении тех, кто ее расстраивал.
Бэлль нелегко было подлизываться к мадам, как это делали остальные. Она пряталась от Марты, когда читала газету или книгу, подозревая, что любовь к чтению выделяет ее среди других девушек, и всегда держала свое мнение при себе. Но Бэлль трудно было оставаться покорной, она не могла разыгрывать из себя овечку в угоду женщине, которая покупает и продает людей.