Куколка

Пирс Лесли

Но девушка оттолкнула его руку и покачала головой.

— Я не знаю, где это и как называется. Я только слышала, как говорили «обитель».

Он начал спрашивать, а не привозили ли сюда в январе девочку, но Козетт прижала палец к губам.

— Больше ни слова. Я ничего не могу сказать. Поймите, у меня будут неприятности.

Для Ноя это было равнозначно признанию в том, что девочку в январе привозили, и если бы им удалось найти монастырь, они бы напали на след.

Он не мог уйти от Козетт, не вселив в нее уверенность в себе.

— Ты милая девушка, — произнес Ной, обхватывая ее лицо руками и целуя в лоб, щеки, губы. —

Если бы я не был женат… — Он замолчал, надеясь, что она сделает правильные выводы из этого замечания. — Жена заставила меня пообещать, что в Париже я буду вести себя прилично.

Козетт улыбнулась. У Ноя создалось впечатление, что выглянуло солнышко. Ее личико преобразилось.

— Вашей жене повезло, — сказала она. — Говорите дальше, — попросила француженка, подталкивая его назад к кровати, когда он уже направился к двери. — Я буду отвечать по-английски.

Ной догадался, что она скорее не хочет ударить в грязь лицом перед остальными девушками, чем попрактиковаться в английском. Отказаться было бы верхом неучтивости.

Козетт сказала, что приехала из Реймса. Она старшая из семи дочерей, ее отец работает на ферме. Ей не нужно было говорить о том, что она приехала в Париж, чтобы стать проституткой, поскольку для нее это был единственный способ заработать деньги, которые она посылала семье. Девушка вспыхнула, когда призналась, что научилась английскому у художника-англичанина, который жил на Монмартре. Она сказала, что встречается с ним в выходные. Когда Ной спросил, женится ли он на ней, Козетт засмеялась и ответила: «Нет, потому что он очень стар». Она добавила, что он очень добр к ней, и Ною пришло в голову: чем больше она будет улыбаться, тем больше людей будут к ней добры.

Когда Ной вернулся в гостиную, в комнате осталась одна София. Она что-то сказала по-французски, какую-то грубость, и села, повернувшись к нему спиной.

Через пять минут спустился Джеймс. Он весь сиял, а его щеки просто пылали. В дверном проеме, отделяющем гостиную от прихожей, показалась служанка, проводившая их сюда, и подала им шляпы.

Оба друга молчали, пока не пересекли площадь.

— Она была превосходна! — выпалил Джеймс. — Такая добрая, такая щедрая…

— Но держу пари, деньги она взяла, — насмешливо заметил Ной.

Он был рад, что его приятель наконец побывал в борделе, но понял, что теперь его ожидает целый вечер рассказов о том, насколько восхитителен был этот опыт.

— Мне кажется, она не хотела их брать, — мечтательно ответил Джеймс. — Но она слишком боится мадам Сондхайм, чтобы отказаться от денег.

— Ты хоть о чем-нибудь ее спросил?

— Похоже, она мало что поняла. Я задал ей вопрос о юных девушках, и она сказала, что с ней мне будет намного лучше, чем с неопытными девицами.

Ной не смог сдержать улыбку. Наивно было бы ожидать, что его друг станет расспрашивать такую красавицу, как Ариэль, оставшись с ней наедине в спальне.

— Слово «обитель» означает «монастырь»? — неожиданно спросил он.

— Да, а что? — нахмурился Джеймс.

— Потому что именно туда отправляют юных девушек из этого борделя. К сожалению, искать в Париже неизвестную обитель — все равно что искать иголку в стоге сена.

Глава двадцатая

1911 год

Бэлль

проснулась от жары и, как обычно, вся в поту. Сейчас она испытывала ностальгию по прохладе английского лета — одуряющая жара Нового Орлеана забирала все силы.

Она вспоминала, как обрадовалась, когда в апреле прошлого года ей досталась эта спальня. Комната располагалась в глубине дома, поэтому была уютнее остальных — большая, залитая солнцем, с красивой широкой медной кроватью. Тогда Бэлль и в голову не могло прийти, что спальня превратится в настоящий ад, как только на улице потеплеет. Именно поэтому никто из девушек не хотел ее занимать.

Но потом, за полтора года пребывания у Марты, она научилась никому не доверять. Что сегодня казалось добром, завтра могло превратиться в зло.

Чудовищной ошибкой было просить Марту предоставить доказательства того, сколько она за нее заплатила, особенно сразу после приезда сюда. Хозяйка тут же стала с ней холодна, и Хэтти предупредила Бэлль, что ей следует немедленно извиниться.

— Мы все так или иначе связаны договором, дорогуша, — объяснила она. — Хозяйка борделя должна проявлять строгость, иначе девушки перестанут ее слушаться. Даже тем из нас, кого она не покупала, как тебя, мадам все равно предоставляет еду и жилье. Она заказывает нам платья, туфли и тому подобные мелочи, а потом вычитает это из наших денег — ей же надо на что-то жить. К тому же мы должны заслужить ее доверие. Каково ей будет, если она возьмет девушку, а потом однажды проснется и обнаружит, что та удрала из города, прихватив столовое серебро и полный чемодан платьев?

После такого объяснения Бэлль все поняла.

— Я всего лишь хотела узнать, сколько еще мне отрабатывать вложенные в меня деньги, — пояснила она. — Не вижу ничего крамольного в своей просьбе. Как же мне тогда планировать свою жизнь?

— Марта на эту просьбу смотрит по-другому. Она скажет, что это только ее дело, — настаивала Хэтти. — А мы, девушки, как цветы, быстро увядаем. Ей приходится, пока это возможно, зарабатывать на нас денежки. Если мы забеременеем, заразимся сифилисом, либо же кто-то из девушек расквасит нам лицо, или изобьет кто-то из мужчин — мы больше не будем представлять для нее ценности.

От этих слов по спине Бэлль пробежала дрожь. Она и не задумывалась о том, что нечто подобное может произойти и с ней. Но зарекаться не стоило.

— Человек, который привез меня сюда, уверял, что Марта хорошая женщина. Она показалась мне такой доброй, — озадаченно произнесла она. — Как можно заработать на нас столько денег, а потом вышвырнуть на улицу, если случится что-нибудь плохое?

Хэтти ухмыльнулась, как будто не могла поверить в то, что Бэлль настолько наивна.

— Марта на самом деле хорошая женщина, по крайней мере, если сравнивать ее с большинством других хозяек борделей в этом городе. Она хорошо нас кормит; если мы болеем, о нас заботятся. Марта не заставляет нас работать, когда у нас месячные. Прежде чем жаловаться, дорогуша, открой глаза и посмотри, как живется другим девушкам в этом городе. Господи! Некоторых даже не кормят как следует, стегают плетью, отбирают детей. Я слышала об одной мадам, которая выбила на тыльной стороне ладони одной из лучших своих девушек «Шлюха», когда та захотела уехать домой к родителям. Несчастная так никуда и не поехала. Если у тебя есть пара лишних часов, я расскажу тебе о подлых хозяйках борделей — у тебя волосы повыпадают от ужаса.