Кукольная королева

Сафонова Евгения

И никаких следов реки.

Чудеса, да и только…

— Древняя магия — странная вещь, — заметил дэй, будто вновь неведомым образом угадал её мысли.

— Да. Не поспоришь. — Таша, отвернувшись, вгляделась в пёстрые крыши небольшой деревеньки, маячившие впереди. — Это Потанми, надеюсь?

— Скоро проверим.

— Как?

— Думаю, нам должен попасться указатель.

Указатель

вскоре действительно попался. Вместе с сенокосным лугом, раскинувшимся подле него. Таша издали услышала отзвуки музыки и певучих голосов; когда они подъехали к лугу, то увидели, что жители Потанми копнили сено. Сейчас крестьяне прервались на передышку — но, завидев пришлых, девушки оборвали песню, а парни убрали от губ деревянные дудочки.

Потом на ноги поднялся седобородый деревенский староста. Махнул рукой, привлекая внимание всадников — и, прокряхтевшись, прокричал усталым путникам приглашение присоединиться к их отдыху и не побрезговать пшенкой с маслицем. И коню, если надо, корма зададут…

Вскоре Принц с высочайшего позволения старосты уже общипывал сенные валы в сажень высотой, а Таша уплетала пшенную кашу под жалостливыми взорами деревенских баб: дома соседкам тоже только дай было поохать о её худобе да бледности. Дэй от пшенки отказался, однако колодезной водички с ломтем свежевыпеченного хлеба вкусил с удовольствием.

А ведь в Прадмунте тоже сенокос. И сейчас Ташина семья была бы на лугу, и Таша с Гастом — сыном деревенского головы, единственным её другом — хихикали над жеманством девчонок, хвастающих праздничными нарядами. А потом кидались бы сеном друг в дружку, и пели, и танцевали, и с другими ребятами бегали по ягоды и на озеро; и Лив дразнилась бы тоненьким ехидным голоском, а мама прятала улыбку за мнимой строгостью…

Пшенка резко утратила вкус.

Но слёз не было.

— Откуда и куда путь держите, святой отец? — учтиво вопросил староста.

— Из Озёрной в Заречную.

Крестьяне закивали, вполне удовлетворённые ответом.

— А девочка — ваша?..

— Племянница, — без промедления отозвался дэй.

Хоть Таша понимала, что честное «случайная попутчица» наверняка обрекло бы их обоих на обстрел косыми взглядами — ответ заставил её почти поперхнуться.

— Красавица она у вас. Из благородных лэн, видать?

Видимо, шёлковое платье и бархатный плащ — даже в нынешнем состоянии, порядком изгвазданном — произвели должное впечатление; и после секундного промедления дэй кивнул.

А староста, кивнув в ответ, задумчиво потеребил длинную бороду.

— Маришка, — крикнул он потом, обращаясь к девушкам поодаль, — а, Маришк!

Темнокудрая девица в алом сарафане вмиг прервала прицельное перебрасывание шутками с молодыми людьми.

— Да,

дедушка? — смиренно откликнулась она.

— Порадуй песней знатных гостей! Не из народных, из легенд старинных… или из своих. Маришка у нас песни складывает, — пояснил старик с нескрываемой гордостью. — Видать, в племянницу мою, тётку-менестреля пошла. Та и лютню свою ей завещала. Все певцы, кто к нам забредал, Маришку в ученицы забрать порывались, да я не отпустил. У меня ж больше никого: детей богиня раньше срока прибрала, из внуков она одна… вот как за мной смерть явится, пускай идёт, если хочет. Недолго ждать осталось.

— Не девичье это занятие, по тавернам разгуливать, дома-семьи не имея, — буркнула сухонькая старушка в синей шали, сидевшая рядом с Ташей.

Впрочем, её никто не слышал и не слушал.

Маришка ломаться не стала. Лишь попросила принести лютню. Какой-то юркий мальчонка быстро побежал в деревню; вернувшись, осторожно и бережно, как величайшее сокровище, передал инструмент хозяйке — и та, подкрутив колки, приласкала пальцами струны, отозвавшиеся нежной россыпью звуков.

А потом в переливы мелодии органично, как дыхание, вплёлся низкий бархат девичьего голоса.

Паладины огня… это то, что мы знали всегда:

Кто подарит нам ветер, когда божества не хранят?

Кто коснётся плеча, когда нет ни меча, ни коня,

И найдёт, и удержит, всегда возвращая назад?

Паладины мечты… в ураганах — звездой-маяком

Неизменно светя, чтобы мы успевали на свет.

Ты не видишь лица, да и голос тебе незнаком,

Только это — тот голос, в котором ты слышишь ответ.

Паладины любви… и нужны ли любые слова?

Или просто улыбка, и просто костёр, и рука…

Подойди. Посмотри. В его взгляде — туман и трава,

И дороги, и солнце. И радуга. И облака.

Паладины огня… и пути, и полётов во сне:

Это те, кого ждёшь, это те, кто спускается вниз

И живёт среди нас, предпочтя своё небо — земле,

Чтоб вершины и ветер — всем тем, кто тоскует о них*.

(*прим.: стихи Марка Шейдона)

Когда голос истаял в вечернем воздухе, напоенном завороженной тишиной, дэй первым сомкнул ладони в негромком хлопке.