Кукольная королева

Сафонова Евгения

— Дело не во влиянии. Хотя ты как с ними пообщаешься… вместо моей маленькой принцессы домой возвращается девчонка-оборванка.

— Маам, — укоризненно протянула Таша, поднимаясь с колен.

— Но я не об этом. Сама знаешь. — Мама взяла у неё карту и, положив тканевый свёрток на место, ласково коснулась Ташиных волос. — Малыш, наша тайна должна оставаться тайной. А ты ещё не владеешь собой до такой степени, чтобы менять облик исключительно по собственному желанию. Достаточно сильного испуга, и… что будет, если ты на

глазах у всех обернёшься кошкой?

Таша насупилась. Плюхнувшись на кровать, нашарила у изголовья плюшевого зайца.

— Несправедливо это, — пробормотала она. — Мне иногда хочется не быть никаким оборотнем, а быть просто девочкой… как они все. Или чтобы все они были оборотнями.

— Что поделаешь, малыш. Что поделаешь.

Поцеловав её в макушку, мама направилась к двери. Провожая её взглядом, Таша крепче прижала к себе игрушку.

— Мам, а когда папа вернётся?

Мариэль замерла, где стояла.

— Он же говорил, что всего три дня у дяди Зоя погостит, — продолжила Таша, — и до нас ехать сутки, а его почти уже две шестидневки нет! Может, послать за ним кого-нибудь? Сказать, что мы соскучились, чтобы он поторопился…

Мама долго смотрела на неё.

Затем, отведя взгляд, прислонилась спиной к дверному косяку.

— Я должна была сразу тебе сказать, — она зачем-то принялась теребить рукава платья, — но… видишь ли… понимаешь, Альмон… он не приедет.

— Не приедет? Почему? Папа нашёл там работу?

— Нет.

— Тогда почему?! — Ташин голос сорвался в хриплый шёпот. — Мы что, надоели ему? Я надоела? Пожалуйста, пусть он вернётся! Пусть вернётся, я больше никогда не буду…

— Нет. Он… он задержался в пути, прибыл в Арпаген ночью… и в одном из переулков встретился с плохими людьми, и… и папы больше нет, малыш, — мама коротко выдохнула. — Его нет.

***

Таша открыла глаза за миг до того, как над её ухом затрезвонил колокольчик.

К сожалению, на этот раз сразу вспомнив, где она — и почему.

— Встаю, встаю…

Когда знакомая служанка, зевая, удалилась, Таша села в кровати. Какое-то время сидела, обняв руками колени, уставившись в полумрак невидящим взглядом.

Затем рывком вскочила.

И, одевшись, выглянула в окно.

За дощатыми крышами, за частоколом Приграничного, за рядком берёз, поникших вдоль Тракта тонкими веточками — ждала Равнина. Казалось бы, просто большое поле, поросшее одуванчиками.

Казалось.

Никто не

помнил, когда возникла Равнина. Даже альвы. Она была всегда: как и Криволесье, и Зачарованный лес. Древние, странные, необъяснимые земли, сам воздух которых пропитан магией. Эти земли прозвали Ложными, и не просто так. Людская магия на них либо вовсе не действовала, либо искажалась, столкнувшись с магией куда более могущественной. А точно о Ложных землях был известен лишь один факт: никакая нечисть и нежить не осмеливалась на них задерживаться. Сами земли не держали зла, но говорили, что пришедший на них со злом с ним же там и останется.

Впрочем, был и ещё один факт. Тот, что в этих землях казалось возможным всё — но ничто не являлось тем, чем казалось.

Что ж, если это единственный путь, придётся рискнуть. В конце концов, пусть Таша и оборотень, но особого зла за собой не помнит…

И только тут Таша поняла, что одуванчики заливают Равнину тусклой желтизной: не закрываясь даже в ночи.

Наспех умывшись, она с удовлетворением отметила, что руки почти зажили. Смазав кожу новой порцией лекарства, перевязала ладони чистыми тряпицами; натянув перчатки поверх, закинула сумку на плечо и, заперев комнату, спустилась вниз.

Первое, что она увидела — русоволосую макушку дэя, любезно беседующего с трактирщиком.

Потом клирик обернулся, и Таша, по его спине вчера дорисовавшая образ пожилого брюзги, с брюшком и четками в жирных пальцах, удивлённо замерла.

На вид ему было чуть за тридцать. Ни четок, ни тяжёлых одежд — серебряный крест, чёрная фортэнья* и широкий шёлковый пояс, концы которого почти касались земли. Удивительно привлекательное лицо: благородная простота правильных черт, ямочка на подбородке, родинка на щеке — и что-то ускользающее, загадочное, манящее…

(*прим.: приталенная ряса с пришитой накидкой на плечах, с рядом пуговиц по центру — от середины стоячего воротника до верхнего края юбки (алл.)

И зеленоватые лучистые глаза.

Таше не раз приходилось слышать про «лучистые очи», однако в жизни таковых видеть не довелось. Глазам не свойственно лучиться, не отражая лучи извне. Но его глаза действительно сияли, светились внутренним, невероятно тёплым светом, и было в них что-то очень…

Располагающее.

Такому человеку любой без вопросов, с радостью отдал бы свой кошелёк, если б только потребовалось…

— Доброе утро.

…а стоило бы этому человеку заговорить — и последнюю рубашку в придачу.

Голос дэя был учтивым, спокойным, тихим. Лишённым всякого пафоса, окрашивавшим слова дивным певучим выговором. Таша почти видела, как эхо этих слов сияет золотистыми искрами.

Прикрыв глаза, она опустила голову. Упала на колени — привычка, которую Прадмунтский пастырь накрепко вбил в головы всем жителям деревни.