Кукольный загробный мир
Шрифт:
— Храни ниспосланное небом откровение.
Алексей раздраженно сунул послание во внутренний карман и первым покинул квартиру, казавшуюся теперь притоном лжи и обмана.
— Не скучайте, приматы.
В квартире Танилина каждый день было тихо: отец в постоянных командировках, мать допоздна на работе в универмаге, Костик обычно вел себя прилично. И эта, проклятая сумасшедшими богами тишина иногда доводила Кирилла, меланхолика по натуре, до самых мрачных вершин депрессии. Вершин, из которых уже грезится далекий могильный покой. Иногда так хотелось броситься вниз… и вдребезги!
Вот что с ним было не так? Руки, ноги — целы. Голова, вроде, в правильную сторону повернута, учится хорошо. Но душевные терзания, периодически возникающие откуда-то из космической
На его чуть криво прибитой книжной полке стояли только научные издания, никакого барахла типа приключенческих романов или фантастики. Была пара зарубежных работ по археологическим раскопкам, пухлый том исторического справочника, учебник по физике элементарных частиц и больше десятка книг по высшей математике. Вот некоторые из них — Ландау Э: «Основы анализа», Лунц Г. Л: «Функции комплексного переменного», Клейн Ф: «Неевклидова геометрия». Мир чисел для него был интересней мира людей: в нем нет подлости и предательства, грязи да повсеместной пошлости, зато присутствовала головокружительная гармония абстракций. Кирилл часто окунался в нее, спасаясь от хандры. Крупицу за крупицей он уже осваивал университетский курс, а параллельно с легкостью белки щелкал школьные задачи Любовь Михайловны.
Его комната чем-то походила на келью отшельника: небогатая меблировка, состоящая, по сути, из железной кровати да письменного стола. Только религия внутри этой кельи была какая-то странная. На одной из стен висел большой плакат с крупной надписью «AccepT», там представители убойной восточногерманской рок-группы, одетые в святые для рокеров черные одеяния, хмуро смотрели каждый день, как он делает уроки. Особенно грозным взглядом наблюдал за ним Удо Диркшнайдер, солист группы. Он сложил руки на груди и угрюмо сдвинул брови, якобы предупреждая: «будешь плохо учиться, перестанем выпускать новые концерты». Да, он читал тяжелую литературу и слушал тяжелую музыку. Полезно иногда мозги звуками прополоскать, от той же хандры хоть на время да помогает. В чуждом для большинства обывателей рычащем голосе и переливающихся ритмах бас-гитары Кирилл открыл для своей души скрытые ранее родники наслаждения. Уже больше года металлическая музыка вновь и вновь штурмовала его сознание, совершая там очередные победы над мрачными помыслами. Для жизни, лишенной всякого смысла, она создавала хотя бы его иллюзию.
Кирилл открыл свой дневник, минут пять думая, чего бы такого мудреного туда записать. Тривиальная жизнь с тривиальными событиями для этого не годилась.
«Вот я сижу здесь, страдаю фигней, а где-то в далеких галактиках сейчас происходят грандиозные события: взрываются сверхновые, гибнут сверхстарые, шалят квазары… Наверное, чертовски веселое зрелище!
Или я не прав?
Гении, подобные мне, не могут ошибаться в своих суждениях, они могут ошибиться лишь миром, в который родились. Ладно, довольно умничать. Гипертрофированная мудрость и чрезмерная глупость настолько близки, что в своем идеале отождествляются друг с другом.
В школе все как обычно: учителя-зануды, ученики-недотепы. На лабораторной по химии чуть руку, зараза, кислотой не обжег. Нет. Безопаснее для жизни заниматься математикой. У принцессы Анвольской скоро день рожденья. Опять, наверное, полкласса пригласит, кроме изгоев типа меня, Бомцаева, Марианова и других второстепенных персонажей. Парадов все косит под интеллектуального дурака, думает, что со стороны это выглядит очень круто.
Что
Вот пара сентенций:
Нельзя дважды войти в одну и ту же реку. (философ Гераклит)
Нельзя дважды спрыгнуть с одного и того же 16-ти этажного дома. (философ Кирилл Танилин).
Здорово я, а? Не хуже, чем у Парадова получилось.
Эх, скорей бы на кладбище…»
Кирилл отложил ручку, потом зажмурился и с мыслью «это последний раз в жизни, клянусь погасшим небом» вылил внутрь себя стопку жидкого огня.
Лена Анвольская ходила по квартире — сияющая, окрыленная, не ведающая какие сюрпризы на сегодня ее ждут. На журнальном столике уже громоздилась куча подарков, еще не распакованных и хранящих свою тайну. Некоторые ее одноклассники успели расположиться на диванах и вольготных югославских креслах. Роскошь в ее доме была сродни зажиточному капитализму, одна только люстра в тысячу огней чего стоила. А в просторе многочисленных комнат гостям легко было заблудиться как в зазеркалье. На самом деле здесь соседствовали две смежные квартиры, из которых прямоугольной пробоиной в стене сделана одна большая, почти депутатская. Чего удивляться, если отец работает в обкоме? Друзья и одноклассники находились в сладостном предвкушении вечеринки: Исламов читал газету, Ватрушев уткнулся в телевизор «Изумруд», восхищаясь качественной картинкой, Неволин просто хлопал глазами, жадно разглядывая все вокруг. Только Стас Литарский периодически поглядывал на дверь, ожидая кого-то особенного.
Вот и очередной звонок. Даже здесь Анвольские превзошли людей: вместо дребезжащего звука дрели, обычного явления в советском быту, раздавалась мелодичная трель соловья… ну, или не соловья. Птицы какой-то.
— Иду, иду! — именинница открыла дверь. Там во всей красе стояла Галя Хрумичева.
— Леночка, поздравляю тебя ужасно! Всего, всего, всего! — и Хрумичева вручила ей огромный сверток, перевязанный гофрированной ленточкой.
Не прошло пяти минут, как явился Парадов в новеньком черном костюме. Он ничего не сказал, только интригующе улыбался, затем прошествовал в зал к окну и для чего-то раздвинул шторы. Там уже показывали поздний вечер с первыми зевающими звездами и бледным осколком луны. Погода выдалась на редкость ясная, будто знала, что в дни рожденья невежливо хмуриться.
— Елена! — громко произнес Алексей. — Айда сюда!
Анвольская растерянно передернула плечами и приблизилась.
— Елена! — ее гость протянул руку в сторону оконного стекла. — Я дарю тебе половину звездного неба! Владей!
— Ох, Парадов, Парадов… — хозяйка покачала головой. — Ну, хотя б за звездное небо спасибо.
— Хотя бы?! Тебе что, мало?! — Алексей сыграл роль крайне изумленного благодетеля. — Да я подарил бы и полное небо, мне не жалко! Только вот вторую его половину я по пьяни в карты кому-то проиграл… Не помню уже.
— Леша, не слушай никого, это замечательный подарок! — вставила Хрумичева. — Эх, где же мне найти таких романтиков? Одни циники вокруг.
Неволин неодобрительно засуетился, точно речь зашла о нем лично:
— Не такие уж и циники, я вон цветов накупил, — и гордо посмотрел на свой букет, стоящий в самой красивой вазе.
Парадов подошел к Анвольской и уже тише произнес:
— Да ладно, думаешь я жмот какой? На вот! — он достал из внутреннего кармана пухлую четырехцветную ручку. — Ей, кстати, можно двойки в дневнике подделывать.
— Спасибо.
Именинница была одета в богато вышитое узорами перламутровое платье с переливами. Не советского покроя — это точно, если только в городское ателье не устроилась некая швея-кудесница. Лена, дабы оборвать ненужные пересуды, сообщила, что платье куплено в Чехословакии. Подружки завистливо поглядывали в ее сторону, искренне лицемеря в своих словесных восхищениях.
— Ну, Ленок, ты сегодня вся из себя! — Таня Грельмах, единственная из девчонок, кто выглядел хотя бы не хуже хозяйки, от души хлопнула в ладоши.