Кукурузный мёд (сборник)
Шрифт:
Костика даже подумывал о херсонском гражданстве!
И тут эта блядская телеграмма! И он, как лох последний, купился на лесть и посулы. Костика вспомнил телеграмму.
«величайшему музыканту Вселенной всех времен и народов троеточ арийцу и полноценному человеку тчк все членососы и цыгане один ты гений троеточ Молдавия нуждается в своем выдающемся сыне зпт Правительство и парламент распускаются зпт тк мы хотим передать функции правительства, парламента и президента одному человеку Костике Московичу точк именно вы достойны
Конечно, во всем этом не было ни слова правды. Лядский Лоринков, подумал Костика. Нет ни малейших сомнений, что именно Лоринков составлял телеграмму. И Костика знал это, читая текст! Но все равно поехал!
Лядский Лоринков… Этот человек препарировал душу молдаванина, как ученый – лягушку, подумал Костика. И от того, что мы, молдаване, это понимаем – понимал Костика, – нам не легче. Даже если лягушка увидит, что ее лапка дергается из-за скальпеля, она, лягушка, не перестает дрыгать этой лапкой. Сука Лоринков блядь, козел на ха, фашист гребанный, подумал Костика со слезами.
– Пи-пи, – напомнила жирная крыса.
– А, простите, – сказал Костика.
Собрал нервы в кулак и продолжил играть.
Свирель, надо отдать должное властям, была отличная. Первое, что Костике дали по приезду, так это свирель. Дырки, правда, пришлось сверлить самому, потому что инструмент был декоративный, из театра… После того, как Костика разобрался со свирелью, что стоило ему зуба, синяка и ушиба плеча, несчастного поволокли к Храму Крысы. К тому уже боялись приближаться больше чем на километр, потому что крысы пожирали все живое. Раз в день им приносили осужденных на казнь, чтобы хоть чем-то накормить животных и предотвратить их исход на улицы города… К Храму подобрались по крышам, и опустили Костику с разбитого купола на пол по канатам. Костика вспомнил, как неожиданно трезво и умно глянул на него в этот момент всегда спящий, блюющий или отключившийся Лоринков.
А, черт, забыл, подумал Костика. Перестал играть и быстро крикнул:
– И тебя, нечистоплотный, урод Лоринков, вызываю на суд Божий!
– Не пройдет и года, – крикнул он.
После чего, не дожидаясь даже «пи-пи», продолжил играть. Что с того, что Лоринков оказался прав, и крысы стали слушать свирель, как завороженные? Это решало проблему, но лишь на то время, как он играл! И совсем не решало его, Костики, конкретную проблему! Он пробыл в церкви час, его чуть не сожрали крысы, и вот, он играет а они слушают, но стоит ему перестать – а он рано или поздно
Молдаване, подумал Костика. Все через жопу, все не продуманно, никакого плана, подумал он.
В это время распахнулись ворта Храма, и Костика с удивлением увидел, что внутрь заходит Лоринков. В парадном мундире золотого шитья писатель выглядел ослепительно.
К тому же, он еще и побрился.
* * *
– А вот и бог из машины, – сказал Лоринков.
– В смысле, а вот и я, Москович, – сказал Лоринков.
– Играйте, играйте, Москович, – сказал Лоринков.
– А что это вы за херню, кстати, играете? – сказал он.
– А, Максим, – сказал он.
– Ничего так, я бы вдул, – сказал он.
– Когда я уйду, то стану ветром, – напел он.
– Щелк-щелк, – заскрежетали зубами крысы, потому что пел Лоринков отвратительно.
– Молчу-молчу, – поднял Лоринков руки и улыбнулся.
– А можете для души сбацать чего-то? – сказал Лоринков.
– Ну там, «Весь мир следил за тем как мы уходим», – сказал Лоринков.
– Мара, певичка моя любимая, – сказал он.
– Напеть? – спросил он.
Костика, играя на свирели, отчаянно помотал головой. Не хватало из-за придурка этого еще погибнуть в зубах крыс раньше времени, подумал Костика. Попробовал наиграть песню певички Мары. Получалось неплохо. Крысы встали на задние лапки, и стал покачиваться в ритм, помахивая хвостиками. Ну, чисто дети на рок-фестивале в Раменском, подумал с умилением Москович.
– Москович, взгляните на мои погоны, – сказал самодовольно Лоринков.
– Меня произвели в маршалы и главнокомандующие молдавской армии, – сказал он.
– За то, что я избавлю город от крыс, – сказал он.
– Как вам форма? – сказал он.
Москович снова заплакал. Как и все молдаване, он был неравнодушен к шитью золотом и чинам. К тому же, что-то в тоне Лоринкова давало ему основания полагать, что пьяница несчастный не врет. Погоны и впрямь были маршальские.
– Вот, выторговал, – сказал Лоринков, сияя.
– Так что вы теперь обязаны мне подчиняться, потому что вы лейтенант запаса, – сказал он.
– А я целый маршал! – сказал он.
– Каково? – сказал он, любуясь эполетами.
–… – пожал плечами Костика.
– А теперь слушай мою команду, – сказал Лоринков.
– Вы играете, я открываю двери церкви и мы с вами идем, – сказал Лоринков, направляясь к дверям.
– Выходим из города, и направляемся к водной преграде типа река, – сказал Лоринков, с наслаждением выражаясь, как самый настоящий маршал.
Ну, как выражаются маршалы в понимании Лоринкова, который ушел на военных сборах в запой, конечно.
– У водной преграды типа река, обозначенной на картах условным названием типа Бык, – продолжил Лоринков.
– Вы становитесь на обрыв и перестаете играть, – сказал он.