Кукурузный мёд (сборник)

Лорченков Владимир Владимирович

А с учетом того, что молдаване давно уже были грязны и оборваны, как самые грязные и нищие индийские оборванцы, сходство стало полным.

* * *

Поначалу город вздохнул спокойно. Чего уж там.

Как больной, отключенный от аппарата искусственного дыхания, вздохнул город.

Ведь Храм Крысы привлек к себе большое число этих зверьков, что, без сомнения, свидетельствует о высоком уровне взаимоотношений народностей в республике Молдова, писала в местной газете известная журналистка Юля Юдовитч. Мы мультикультурная,

многонациональная и многоконфессиональная страна, – писала она, – и то, как чудесно крысы уживаются с людьми, лишнее тому подтверждение. Пусть ради этого и приходится идти на какие-то жертвы, добавляла она, почесываясь из-за вшей, которых всюду разносили крысы.

Жертвами были продукты питания, которые подвозили в Храм. На прокорм крыс уходило примерно 50 процентов городских запасов продовольствия.

– А без этого никак? – спросил Урсу Лоринкова.

– Но, простите, а как же вы заманите крыс в этот Храм? – спросил Лоринков.

– Крыса же не представитель интеллигенции Молдавии, – сказал Лоринков.

– Одна крыса намного умнее всей интеллигенции Молдавии, – пояснил Лоринков.

– Крыса на чистый понт не ведется, – сказал он.

– Ей конкретная выгода нужна, – сказал он.

Так Храм, поначалу решивший проблему крыс – они и правда покинули улицы города, – стал со временем еще большей проблемой. Не спасало даже, что Храм Крысы Кишинева внесли в список достопримечательностей Европы в путеводитель «Мишлен» и даже дали пять звездочек из пяти возможных. Иностранцы, прилетавшие в Молдавию с миссией спасения от эпидемий, с удовольствием фотографировались на фоне живой стены из крыс. Молдаване со временем поверили в то, что крыса это божество, и стали поклоняться зверькам. Перед входом в Храм полагалось разуться, что для большей части населения никакой проблемы не представляло, ведь нормальная обувь была только у одного из ста. Остальные довольствовались простенькими лаптями, которые плели из коры. А они и сами разваливались… Увы, со временем начались проблемы.

– Гребанные крысы хотят все больше и больше жратвы, – доложил на заседании парламента премьер-министр.

– Они же размножаются, – с ненавистью поглядел он на депутата Полянского.

– Быстрее, чем марксистская зараза! – сказал он.

Подсчитали, что за три года количество крыс в храме увеличилось с пятисот тысяч до полутора миллиона. На прокорм живых божеств уходило уже 80 процентов продовольственного бюджета. Голодали дети.

– Да хер бы с ними, дети и так голодают, с 1989 года, – сказал президент Гимпу.

– Но ведь от 20 процентов украсть можно гораздо меньше, – сказал он.

Это был тот редкий случай, когда все депутаты парламента Молдавии были единодушны. Первым делом решили наказать виновного. Им стал мэр Урсу.

– Люди добрые, – отчаянно кричал он.

– Я же лишь последовал совету подлеца Лоринкова, кото…

– Тот нам еще пригодится, – сказал премьер-министр.

– А ты уже нет, значит ты виноват! – сказал он.

После этого Урсу вспороли бок, вытащили ребро и подвесили за него под потолок.

Депутат Полянский предлагал также всем помочиться на бывшего мэра, но эта идея с треском провалилась. Двухметровая высота потолка сделала мероприятие невыполнимым. Более того, она закончилось позорным фиаско. Ругаясь, и застегиваясь, – а также вспоминая уроки физики и кое-что о законе земного притяжения, который оказался правдой, а не гнусной ложью Совка, – мокрые депутаты разошлись по местам под крики несчастного экс-мэра. Он бы орал еще несколько суток, если бы спикер Лупу, которому все это надоело, не велел включить свет. Проводок в люстре, на которой висел Урсу, закоротило, и в палате молдавских лордов стало тихо и запахло жареным.

– Теперь к делу, – велел спикер.

В зал для заседаний парламента – располагался он в помещении заброшенного детского сада, – приволокли Лоринкова. Не то, чтобы его очень хотели волочь, но передвигаться самостоятельно он не мог.

– Есть одна легенда, – сказал он, когда протрезвел, наконец, и выслушал депутатов.

– Не знаю, сработает ли, – сказал он.

– Это мы сами решим, – сказал премьер, – а вы нам дискурс обозначьте.

– Вы же интеллигенция, – сказал премьер.

– Ваше дело дискурс, – сказал он уверенно.

– А остальное мы сами сделаем, – сказал он неуверенно.

– Ну что же, – сказал задумчиво Лоринков и сделал попытку завалиться на бок и уснуть.

Этого ему, конечно, не позволили. Лоринков вздохнул и сказал:

– Нам потребуется один музыкант…

* * *

Играя на свирели для крыс, Костика Москович, которого вызвали с гастролей в Одесской области срочной правительственной телеграммой, чувствовал, как капают ему на руки теплые слезы. Да, Костика плакал и не стеснялся этого. У него было всё… Лучший молдавский музыкант, – в МССР получавший премии, овации и любовь самых чернооких молдаванок с самыми черными усиками, – он в условиях рынка не растерялся и не пропал.

– Не скурвился, не подался к русским, – думал Костика.

– Как гребанный Дога! – думал ученик Доги Костика.

В независимой Молдове он сразу понял, что лучше уехать, потому что молдаване много говорили в лицо о своих выдающихся земляках и еще больше говорили за спиной, о том, какие пидарасы ходят в их выдающихся земляках.

– Не умеют в Молдавии ценить выдающихся земляков, – сказал как-то Костика своему коллеге, выдающемуся писателю и пьянице Лоринкову.

– В лицо говорят одно, за спиной другое, – сказал он.

– Мы с тобой, как выдающиеся люди, это понимаем, – сказал он.

– М-м-м-м, – промычал, как всегда пьяный, Лоринков.

– Чмо бездарное, – сказал Костика, когда Лоринков отвернулся.

– Завистливый козел, – сказал Костика.

И подался на Украину. Он выступал в лучших сельских клубах Николаевской и Одесской областях. У него был ангажэ… агаже… гади… аг… короче, талоны на трехразовое питание в столовой завода «Приборморстрой», и право выступать еженедельно на Дерибасовской.