Кулак обезьяны
Шрифт:
— Плешивый, кимоно, обезьяны! — взорвался Равиль. — А что с Алексом Йорком? Они его, случаем, не убили? Что в этом чертовом санатории вообще сейчас происходит?
— В санатории пока тихо, так как весь персонал до сих пор лежит без движения. А Йорк, кажется, даже не проснулся.
— Ты уверен, что он живой?
— Насколько мы поняли, да.
— То есть ворота нараспашку, а охрана валяется?
— Нет, ворота закрыты. Эти, в кимоно, как мартышки через забор перескочили. Обратно — тем же макаром.
— Девушка тоже прыгала через забор?
— Да. Довольно ловко перелезла.
Равиль
— Ну, чего ты переживаешь? — приобнял его за плечи Печерников. — Твой Йорк на месте, живой. И готовый к тому, чтобы отвечать на вопросы. Это мне надо расстраиваться — Кристина снова исчезла.
— А мне, думаешь, не надо?
— Мой тебе совет — бери этого сукиного сына Алекса, пока он еще тепленький, и допроси с пристрастием. Глядишь, деньги отыщутся. Он ведь не один такие дела проворачивал, ты же понимаешь. Узнаешь имена тех, с кем на самом деле надо разговаривать — клиенты тебе будут безгранично благодарны.
— Подумаю, может, ты и прав, — хмуро глядя на маячивший вдали забор санатория, ответил Равиль.
— Подумай, конечно, а я поеду в Москву. Дашь мне одну машину?
— Бери. Что будешь делать теперь?
— Не знаю. Если Кристина дома объявится, займусь, наконец, своими делами. Если нет — буду искать Гену Плешивого. С обезьяной на черном кимоно.
После разговора с Оксаной Бублейников воспрянул духом. Во-первых, он не ожидал, что она так близко к сердцу примет его проблемы — ему было очень приятно об этом вспоминать. Во-вторых, Оксана обещала переговорить с человеком, который сможет обеспечить его безопасность, а может быть, и найти злоумышленников.
Теперь Ленечка мог полностью сосредоточиться на главном — выяснить, почему такие нешуточные страсти разгорелись вокруг Дымовой и ее рукописи, почему Ольга Святославовна так тщательно скрывала некоторые факты своей биографии и при чем здесь история с пропавшей экспедицией профессора Бахмина?
Кое-как упросив редактора отдела дать ему три дня за свой счет, Ленечка принялся за дело. Начать он решил с архивов. При помощи своего приятеля-архивиста он довольно энергично прошерстил все доступные и рассекреченные фонды и убедился, что Рогов был прав. Никаких бумаг, касающихся таинственного исчезновения экспедиции Бахмина, кроме показаний проводника-шерпа, действительно не нашлось. Обнаружилось множество документов, имеющих отношение к самой Дымовой, которые могли бы пригодится в работе над книгой, но это Бублейников оставил на потом.
Зато на другом направлении поисков его ожидал неожиданный сюрприз. Подключив к делу своего весьма компетентного коллегу, посвятившего себя истории спецслужб, он довольно быстро установил, что следователь НКВД Валерий Степанович Агеев, который вел дело Дымовой, вопреки утверждению Рогова не был расстрелян в 53-м году по делу Берии. Он был осужден двумя годами позже, в 55-м, на пятнадцать лет, отбыл весь срок от звонка до звонка и умер в год московской Олимпиады. Попутно выяснилась одна интересная деталь. После дела Дымовой следователя Агеева на время отстранили от работы, а потом перевели с понижением в
Были ли у Агеева наследники, вел ли он какие-то записи, сохранились ли они — неизвестно. И где искать этих наследников, тоже пока было неясно. Тогда Бублейников решил воспользоваться адресом, который дал ему все тот же Рогов. Наплевав на предупреждения Семена Афанасьевича, он сел в машину и помчался в деревню, которая находилась даже не в Московской, а в Калужской области. Приехав на место и проплутав больше часа по проселочным дорогам, Ленечка, наконец, обнаружил маленький неказистый дом без номера, одиноко стоящий в самом конце кривой деревенской улицы.
Вышедший навстречу нежданному гостю крепкий седой дедок не был похож на старую развалину, хотя, по прикидкам Ленечки, ему должно было быть не меньше восьмидесяти. Это был Андрей Ильич Семин, много лет проработавший в органах.
— Значит, статью пишешь? Ругательную? — уточнил Андрей Ильич, закуривая.
— Нет, статья не ругательная, — горячо заверил его Бублейников. — Она историческая, исследовательская. Мне от вас только одна справочка нужна. Вы знали Валерия Степановича Агеева, следователя? И Гринберга, который работал в конце тридцатых вместе с ним?
— Леву Гринберга? Конечно, знал. Это ж ведь он на Валерия Степановича донос накатал в связи с делом китайской шпионки. А потом занял его место. Но я это уже позже узнал, случайно. А так они лучшими друзьями были. Ну, Агеева тогда, конечно, понизили в должности, отстранили от следственной работы.
— Извините, а что это за дело китайской шпионки?
— Девчонку нашли на границе, вроде как наша, из экспедиции. Но были сомнения в ее показаниях. Валерий Степанович вел это дело. Но я про все знаю от его сына. Мы учились вместе, дружили. Валерий Степанович меня с детства знал, он меня и на работу в органы привел. А сын его инженером стал, не захотел отцовскую судьбу повторять.
— Так у Агеева был сын? Он жив?
— А тебя Валерий Степанович или Станислав Валерьевич интересует? — хитро прищурился Семин.
— Вся династия, — почти искренне ответил Бублейников.
— Династия? Понятно. Раньше династии только у царей были, а сейчас вот и у нас тоже. Это приятно.
Семин немного помолчал, сплюнул и продолжил:
— Да, времена были — мы со Стасиком на каток вместе бегали, за одной девушкой ухаживали.
— Скажите, где он живет, я бы с ним с удовольствием поговорил. Вы не дадите мне его адрес?
— Дам, отчего не дать. Привет ему от меня передашь. Да смотри, хорошо напиши о Валерии Степановиче. Замечательный человек был, настоящий коммунист. Стасик тебе расскажет, он отца очень любил.
— Да, да, — рассеянно бросил Ленечка. — Обязательно напишу.
Обратно он гнал машину так, что самому иногда делалось страшно. Но ему очень хотелось прямо сегодня повидаться с сыном следователя Агеева.
— То есть ты хочешь сказать, что Кристинка сейчас может быть дома? — вскакивая с дивана, закричала Оксана. — Максим, я так рада!