Кулибин
Шрифт:
Бурлаков давало главным образом крестьянство. Шли на Волгу «вольные хлебопашцы», чтобы подработать, — у таких бурлачество было профессией; шли оброчные — на них и держалась путина; иногда барин продавал крепостных судовладельцу на летний период. Интересно отметить, что помещики обманывали судовладельцев тем, что на базаре выставляли рослых людей, а паспортами снабжали слабосильных и таких отправляли потом на судно, к удивлению хозяев. Были бурлаки «по нужде» — беглый беспаспортный люд. От барина он попадал в лапы жадного купца, из огня да в полымя. Бурлацкие артели очень часто выказывали непокорство и лаже бунтовали. Бесправие их было поистине ужасно. Когда во время аварий они начинали роптать, хозяин бросал их паспорта в Волгу. Вспыхивал бунт, проливалась кровь, и артель разбегалась.
Особенно много было на Волге беглых крепостных.
Один был выход у крестьян, истязуемых помещиками, — удариться в бега. Множились толпы бездомного люда, который,
В конце XVIII века купцы отправляли свой товар на Макарьевскую ярмарку с пушками. Но и это не спасало от нападений. «Разбойники» нападали на караваны врасплох. «А если сплошают хозяева обороною, то взошедши разбойники на судно — первое слово их всегда было: «Сарынь на кичку!» — и ни один из рабочих не смей пошевелиться, ложись лицом в пол, а тут хозяина в пытку и жгут на венике, приговаривая: «Давай деньги! Где спрятал?» — и буде не отдаст все, что имеет, — убьют, и, тем довольствуясь, уезжают и суда на них нигде нет».
Уже с наступлением великого поста начинались в Нижнем Новгороде и крупных приволжских городах и селах бурлацкие базары. Площади запружались народом в рубищах. Бурлаки стояли артелями, чрезвычайно густыми. Вожак их торговался с судовладельцем, а остальные помогали ему криком. Нередко их вожак забегал к хозяину и за магарыч продавал интересы артели. Известный механик-самоучка П. А. Зарубин [70] , сам занимавшийся расшивным промыслом, в своем автобиографическом романе, богатом фактами этой жизни и исключительно интересном («Темные и светлые стороны русской жизни»), дает изумительную и правдивую картину этой «ряды». Сперва артельные долго торгуются с судовладельцем, а подрядившись, испрашивают угощенье и пьют. Потом делают складчину и опять пьют. День заканчивался стонами, оханьем и разгульными песнями на городских площадях.
70
Зарубин, Павел Алексеевич (1816–1886) — изобретатель-самоучка, костромич. Отец его был хлеботорговцем и перевозил хлеб снизу, пользуясь бурлаками. Сын помогал отцу. После отца стал заниматься тем же, но в одну из бурь его барки погибли.
Он сделался мебельщиком. Потом поступил в Костромскую губернскую чертежную. Изобрел планиметр, за который получил награду от Русской и Парижской академий. Начальство подвергло его аресту за «эти выдумки», которые мешают обычному делу, и запретило ему заниматься изобретательством. В 1858 году он уехал в Пучеж, стал починять часы, писать и изобретать. Сделал много полезных изобретений и написал много любопытных и не оцененных современниками книг.
Плата была за «путину» — от Астрахани до Нижнего или от Нижнего до Рыбинска. Такие длинные путины бывали по одной за все лето. В 1797 году купцы Нижнего Новгорода отвечали директору водных коммуникаций Сиверсу, что «платится рабочим людям от Нижнего до Рыбинска по 12 рублей на человека».
Как только проходил лед, бурлаки из затонов выводили груженные товаром расшивы на воду. Из больших городов двигались бурлаки целыми караванами вверх по Волге, старались доставить груз до наступления мелководья. Тут начинали они маяться по прибрежному песку на необсохшей земле. Едущие же на низ по течению тоже не избавлены были от бед. Расшива часто прибивалась ко льду, и ее надо было отталкивать. Зарубиным рассказан печальный случай, когда бурлак, спасая судно и отталкивая расшиву от острова, не успел впрыгнуть на нее и там остался. И тут же на глазах у товарищей его затерло льдом и покрыло водой. Но любопытно, что этот бурлак выкарабкался из воды, влез в лодку, доплыл на ней до Лыскова, снят был с лодки увидевшими его рыбаками и догнал своих в Хвалынске.
А снизу путина превращалась в подлинную «оказию». Во время разлива берега еще были затоплены и ход «бичевой» [71] становился почти невозможным. Тогда продвигались вперед «подачами» — истинно рабский
71
«Бичева» — «прочная веревка для тяги судов против воды лошадьми или людьми. Бичева крепится за мачту или за установленный для этого шест, придерживается на судне бурундуком и берется на горный берег, где бурлаки закидывают за нее лямки и идут в ногу. Передовой бурлак в тяге — шишка, задний — косной, получающий прибавочную плату, обязан очищать, или ссаривать, бичеву, когда она задевает за кусты и деревья. Идти бичевою, или на лямках» (В. Даль, Толковый словарь живого великорусского языка).
Тяжкий труд бурлаков начинался с рассветом и кончался с первой звездой. Кожаная лямка надевалась через плечи на грудь бурлака, и он шел по берегу, утопая ногами в мокром песке и напевая заунывную песню. Обычно бурлаки за рабочий день проходили по десять километров. Многообразие препятствий отягчало их путь. Налетевший шторм наклонял паруса и опрокидывал расшиву. Встречный ветер делал продвижение вперед невыносимым, боковой ветер сминал рулевого и лишал судно управления. Быстрое течение в узких местах крутило суда, сталкивало их, производя аварии. Дождь делал дорогу негодной, обессиливал людей, портя снасти. Берег и тот чинил бурлакам на каждом шагу препятствия. То зыбкие песчаные места, то каменистые поляны, то колючий кустарник, то ямы, в которых калечились ноги, то овраги, то горы, по которым доводилось идти выше уровня мачт.
В передней лямке шагал самый опытный и здоровый бурлак — «дядька». Он сообщал ритм всей работе. За ним тащились «кабальные» — пропив весь заработок, они отбывали работу нехотя, за одни харчи; позади шли «усердные», которые должны были подгонять «кабальных». Ступали бурлаки вперед только правой ногой, придвигая к ней левую и обязательно «в ногу», чтобы не вносить разлада в общее движение. Шли под команду «Сено-солома» или пели песни.
Часто волжский ветер тащил расшиву вниз, а боковой ветер относил ее на середину реки. Тогда бурлаки обертывались лицом к судну с лямкою на спине, бросались на землю, упирались ногами в камни, в корни деревьев, во что попало, стараясь осилить стихию. В это время приходилось им очень тяжко и страшно, и они пели:
Ох, матушка Волга, Широка и долга! Укачала, уваляла, У нас силушки не стало. О-ох!..Вот как описывает Зарубин одно из таких плаваний: «Около завтрака разыгрался сильный верховой ветер, который весьма препятствовал ходу расшивы. Бурлаки как ни налегали на свои лямки, однако не могли делать шаг более четверти аршина, а при сильном порыве ветра нередко и пятились еще назад. Так шли бурлаки несколько дней. Верховой ветер не переставал. Он только немножко переменился и подул с северо-запада. С переменою ветра переменилась и погода. Все небо обложилось облаками, пошел сильный ненастный дождь. На бурлаках не оставалось сухой нитки, — они промокли до костей. Ход бичевою сделался еще хуже: глинистая почва страшным образом налипала на лапти, которые от этого весьма тяжелели и скользили по огромным каменьям и по скалам гор, где путешествовали бурлаки бичевою. При таком неудобном ходе они еще более должны были напрягать свои силы и налегать на лямки, потому что равномерно и дружно действовать было нельзя. Некоторые, например, бурлаки перебирались, как дикие козы, с камня на камень, с утеса на утес, а некоторые скользили по косогору и падали. Следовательно, вся тяжесть лежала на остальных, которые еще не поскользнулись и не упали. Тяжело было работать нашим бурлакам, страх как тяжело. А они работали таким образом по крайней мере 19 часов в сутки; остальное время они употребляли на спанье и на обеды.
Целую неделю изо дня в день дул ветер с дождем. Бурлаки до того изнурились, что от постоянного напряжения и, вероятно, прилива крови к голове на многих напала куричья слепота. В это время человек видит только в продолжение дня, но как скоро солнышко закатится, он уже не видит почти ничего, а особенно под ногами».
Кулибин с самого детства страдал, наблюдая страшные картины каторжного труда на Волге; он ясно видел его малую эффективность и целых двадцать лет с перерывами бился над проблемою замены бурлацкой тяги иными силами. По приезде в Нижний Новгород он целиком отдался этому делу.