Кулибин
Шрифт:
Лишившись покровительства двора, являвшегося его тираническим заказчиком, и переехав на жительство в провинцию, он попал в зависимость от купцов и предпринимателей.
В архиве сохранились документы, относящиеся к 1810–1811 годам, из которых видно, что он работал над машиной для солеваренного завода баронов Строгановых.
В России первым видом добывающей промышленности была варка соли, и основание ей положили Строгановы.
Род Строгановых, нижегородских капиталистов, знаменитых солепромышленников России, впоследствии баронов и графов, восходит к XIV веку. Голландский ученый Исаак Масса родоначальником Строгановых, по преданиям, считает Спиридона, находившегося на службе Дмитрия Донского. Князь Донской послал его, тогда уже храброго мужа, на борьбу с татарами. Русские были жестоко разбиты, и Спиридон попал в плен. Хан велел «привязать его к столбу, тело на нем исстрогать, а потом, всего по частям изрубя,
был прозван Строгановым в память мученичества отца и по русскому обычаю того времени, когда фамилии еще не установились и людям давали прозвища.
Григорий Дмитриевич пользовался любовью Петра. И даже жена Строганова носила на шее портрет царя, подвешенный на золотой цепочке. Григорий Дмитриевич надевал красный вышитый кафтан, парик и шляпу с плюмажем. Так он не обижал старую Русь, да и не противился новой. Он жил до 1703 года в Нижнем Новгороде.
Знаменитая в Нижнем Новгороде Строгановская церковь, на колокольне которой были часы, столь поражавшие Кулибина, заложена была Григорием Дмитриевичем, окончена при его жене и открыта для службы в 1719 году.
Строгановы владели многими угодьями. В Московской, Вологодской, Нижегородской, Пермской губерниях были у них огромные владения, в том числе в самом Нижнем Новгороде. Село Гордеевка, теперь часть города, принадлежало им. По берегу Волги в городе тянулись их «соляные амбары». Государственная соляная контора тогда находилась тоже в Нижнем.
Начало солеварения на Руси теряется в глубине веков. Еще Святослав Ольгович в 1137 году дает грамоту Софийскому собору на право собирать доход с соляных варниц. Речь шла о варницах Северного Поморья. Владели им предприимчивые новгородцы. Другим местом древнего солеварения (XIV–XV века) была Балахна — село недалеко от Нижнего Новгорода, на правом берегу Волги. В XVI и XVII веках солеварение охватывает обширный Волжско-Камский район, монополистами которого, почти безрадельиыми, были Строгановы. Они имели промыслы при устье Яйвы, на Чусовой, при Усольске, в Новом Услоне, на правом берегу Камы. Им же принадлежали Ленвенские промыслы на реке Ленве, Зырянские соляные промыслы на реке Зырянке, а также промыслы в Соль-Вычегодске. В 1731 году велено было Строгановым добывать соли 3 миллиона пудов.
В Нижний везли соль со Строгановских промыслов обыкновенно весною, чаще всего в мае, на больших судах, называемых ладьями и межеумками. При отправке накладывали соль торопясь, чтобы не пропустить вешние воды, и не в кули, а прямо на дно судов, определяя на глазок вес груза: взвешивать было некогда. Считалось, что каждое судно везет соли 100 или 120 тысяч пудов. Такое судно сопровождалось до Волги двумястами человек. Платили за сплав до Нижнего по 7–8 рублей на человека, кормщику — 20 рублей. До Камского устья плыли 10 дней. Потом надо было идти встречь воде до Нижнего, тут еще прибавляли на судно по 100 человек, им платили 3–5 рублей. Этих людей высылали специально из Нижнего. Они встречали пермяков в устье уже с, готовыми якорями, с пеньковыми и лычными канатами. Работный люд впрягался в лямки и тянул в течение пяти недель межеумки с солью до Нижнего. Суда часто садились на мель и тонули, тогда затевалось «дело». Бароны хотели и за эту соль получить с казны деньги, говоря, что погибла она по «воле божьей». Казна требовала свидетелей, которые бы подтвердили, что беда «учинилась не по умыслу или нерадивости».
Соль в Нижнем поступала на склады, потом распределялась по мелким судам, как того хотела соляная контора. Дальше направлялась в Москву, Тверь, Калугу и прочие города с особыми подрядчиками баронов. Там соль набивали в кули по 12 пудов в каждый. При этом присутствовал представитель нижегородского магистрата. За эту соль, а также за издержки на провоз ее бароны получали девять копеек с пуда. Часть соли они складывали в свои амбары для местной продажи.
Привоз соли в Нижний оживлял город. Население бежало на берег, как только появлялись суда с солью на глади огромной реки и услышана была песня бурлаков. Мелкий посадский люд, ремесленники, солдаты, лоточники теснились уже на берегу с кульками и мешками. Мачты судов подвигались к берегу, как заросли частокола. Звонили тогда в колокола, встречая баронские суда, гудошники оглашали реку звоном рожков и дудок. Губернатор, бургомистр выходили навстречу караванам, если с ними кто-нибудь приезжал из хозяев-баронов. Шитые камзолы, зеленые бархатные треугольники, парчовые ленты, ослепительной белизны жабо на городских властителях резко контрастировали с босоногим, оборванным, ругающимся и бестолково толпящимся людом. Крестьяне из пригородных сел тоже торопились, чтобы купить соли. Посадские торгаши высматривали строгановских приказчиков, чтобы ухватить у них «ворованный прибыток». На мостках, на сходнях, в лодках теснился народ, ходящий ходуном
Но, несмотря на грандиозный размах промыслового дела и на обширность соляной торговли, на пермских соляных заводах Строгановых, как и вообще на всех русских соляных заводах, еще и до той поры сохранился примитивизм в технике добывания соли.
Для варения соли во множестве заготовлялись дрова. Летом их сгружали у берегов подле варниц, перегораживая плывущие по реке деревья поперечинами. Зимой подвозили их на санях. Требовалось около полумиллиона кубометров ежегодно. Над заготовкою их трудились крепостные крестьяне баронов; им выдавалось по десять копеек за доставленный кубометр. Рубили лес варварски: валили его где и как попало, уничтожая на дрова строевой сосновый бор, подсекая молодняк, расчищая рощицы, мешающие прямому проезду к рекам. Так повторялось каждую весну, потому что лес шел и на постройку судов, и на топливо, и на всевозможные хозяйственные поделки.
Промыслы основывались в тех местах, где находили обильный соляной раствор. В низинах, близ озер и маленьких речек Прикамья, на поверхность выступали соленые воды. Найдя такой ключ, буравили землю и опускали туда деревянные трубы. Соляной рассол поднимался по трубе, а потом его выкачивали.
Как видно из письма Кулибина к администратору завода барона Строганова, подземные ручьи рассола и трубы, по которым он выходит наружу, часто засорялись, и добыча прекращалась. Кулибин рассказывает об одном случае, когда положение спас рабочий: залепленные расщелины в камнях, откуда идет в трубы рассол, «сучьями дерева те места прочистил и пустил в трубы рассол беспрепятственно».
Любопытно, между прочим, что в этом же письме, где Кулибин явно любуется практической сметкой рабочего, он иронизирует над каким-то «ученым чиновником», который, теоретизируя, выдумывал и даже строил какие-то колодцы вместо обыкновенных труб, но потерпел полную неудачу. Намеренно сопоставляя эти красноречивые факты, Кулибин дает и прямой совет баронам смело опираться при рационализировании их соляного промысла на «работных людей» с опытом и стажем. Практик-новатор с ловким, гибким, сообразительным умом был с точки зрения Кулибина надежной опорой производства: «…таковые в практике с натуральным смыслом упражнения должны быть, по моему мнению, вернее и фундаментальнее творческих выдумок». (Письмо к «его превосходительству Ник. Сергеевичу», от 11 января 1811 года.) Под «творческими выдумками» Кулибин, человек XVIII века, разумел беспочвенное фантазирование книжников.
Некий Сивков, один из администраторов этих заводов, заходил не раз к Кулибину в Нижнем Новгороде и показывал ему чертежи соляных труб и машин, с помощью которых силою лошадей выкачивали из ям раствор. Сивков просил изобретателя посодействовать обновлению техники на соляных промыслах. Кулибин ознакомился с чертежами и вскоре изобрел свою «соляную машину» для соляных заводов. Он предложил ее барону Строганову с подробным описанием, в котором объяснил все неудобства машин, до той поры действовавших на промыслах, и перечислил все выгоды, которые принесет его собственное изобретение.
Доводы его полны остроумия, тонкой наблюдательности и удивляют той осмотрительностью, с которою механик приступал ко всякому, даже самому маленькому изобретению. Продуманы мельчайшие помехи, которые могут вдруг объявиться при пуске машины.
Лошади при конных машинах, говорит изобретатель, до сих пор действуют двумя способами. Или они ходят на «одном месте по наклонной плоскости движимого круга», привязанные к столбам поводами. Круг приводится в движение их ногами. (Еще и до наших дней в далеких селах можно увидеть этих топчущихся на одном месте лошадей при шерстобитках и маслобойках.) Или лошади ходят по земле, привязанные к рычагу. Тогда они описывают круг около колеса, находящегося в центре, и приводят машину в движение. (И это можно увидеть кое-где в колхозах, сохранивших еще конные молотилки.) Так именно ходили лошади на одном из заводов Строгановых.