Культ свободы: этика и общество будущего
Шрифт:
Однако, если полезность бойца и соответствующий ущерб с вытекающим возмездием прост и понятен, то неясно откуда у альтруистов-коллективистов взялись более интересные интересы? Источников было три.
Во-1-х, интересы неизбежно появляются там, где размер семьи становится чуть больше, чем надо. В маленькой семье все живут одной жизнью, зачем там нормы? Но можно себе представить внутренние трения там, где на несколько матерей приходится несколько отцов и еще больше неизвестно чьих детей. Инстинкт половой собственности, дремавший миллион лет, неизбежно начал просыпаться и разрывать коллектив. Для воспроизводства нужны двое, для выживания – многие. Это противоречие двигало не только формирование семьи в рамках коллектива, но и формирование норм. Поэтому не удивительно, что одни из самых древних моральных норм связаны с
Во-2-х, люди покоряли природу, привыкали к труду, накапливали ресурсы. Этот процесс начался сам по себе с совершенствования орудий убийства и постепенно охватил более мирные стороны жизни. Вместе с накоплением, а затем и производством ресурсов появилась новая задача – как их делить. Если орудия тяготели к личному владению, то пропитание было общим. Если пещера была одна на всех, то семейный угол тяготел к отделению. По мере уменьшения и обособления семьи общинная собственность неизбежно подлежала делению и переходу в семейное владение. Все это требовало правил, пусть и примитивно, но справедливых. В свете этого, разве удивительно, что с тех времен справедливость неотделима от собственности?
В-3-х, коллектив неизбежно становился больше. Питание улучшалось, общение углублялось, разум креп, язык развивался – человек становится умнее и свободнее. Но вражда не позволяла расслабиться. Большой воюющий коллектив, с возрастающими взаимными претензиями и разнообразной хозяйственной деятельностью, требовал серьезного управления. И чем запутаннее становились отношения, тем острее была необходимость в выработке соответствующих норм. В некотором смысле, нормы управления/организации – это клей держащий вместе большой коллектив. Или его скелет. А это, в принципе, удивительно. Удивительно это тем, что если полезность прочих норм для выживания сомнительна или по крайней мере нейтральна, нормы в управлении коллективом имели ярко выраженную практическую пользу, что вызвало важные моральные последствия. Или, вернее, аморальные.
– Иерархия
Управление коллективом опиралось на иерархию. Как бы ни было теоретически и морально привлекательно всеобщее равенство, в условиях войны оно абсолютно бесперспективно. Эгоистические инстинкты доминирования неизбежно должны были прорезаться сквозь альтруизм, утвердиться в горниле войны и потребовать легализации. Узаконивание иерархии было критически важно. Во-1-х, силовое соперничество само по себе требовало правил. Это врагов можно побеждать по полной победы. Среди своих так или иначе должна существовать граница насилия. Количество войнов играет важную роль в победе. Во-2-х, в условиях общей полной самоотдачи не только неразумно, но и невозможно практиковать произвол по отношению к нижестоящим – терять тем уже нечего. В-3-х, правильно построенная иерархия не только эффективна, но и позволяет упорядочить процесс передачи управления, что в условиях постоянных военных действий жизненно необходимо.
Правила иерархии ограничивали произвол и помогали выстраивать силовые взаимоотношения. Иерархии могли стать устойчивее и мощнее. И они становились. Самые способные вожаки, отличавшиеся особым умением побеждать врагов или просто удачей, так или иначе подчиняли и соотечественников, подстраивая правила под себя и в результате, с ростом числа побед и размеров племен, иерархия так же неизбежно укреплялась, поскольку в условиях военного времени рядовым бойцам было нечего ей противопоставить.
Будучи полезными практически, нормы иерархического управления оказались вредными морально – с нашей, просвещенной точки зрения. Они отразили отвратительные древние представления о справедливости – хорошее и ценное стало все больше ассоциироваться не столько с коллективом, сколько с его верхом, что напрямую следовало из оценки полезности его членов. Так с приходом норм окончательно завершился золотой век – неравенство получило не только принудительно-моральное оправдание, но и нормативное – т.е. истинно-моральное, и оно надолго стало частью моральной традиции. Занимающие верхние этажи теперь законно пользовались дополнительными благами за счет остальных – коллектив расслаивался, но тогда это еще никого особо не волновало. Моральная неразбериха приносила ядовитые плоды. Если сначала прав был тот, кто сильнее, то затем кто хитрее стал прав тоже. В предводители, помимо старейшин и героев, потянулись шаманы и жрецы – все, кому удавалось нагнать священного страха. Прав стал любой стоящий выше, независимо от того, как он там оказался.
– Культ насилия
И со временем она разрослась там до ужасных размеров! Почитание вышестоящих и обожествление силы плавно перешли в культ насилия. Понятно, что постоянная война требовала особого отношения к физической и моральной силе, но нехорошие эгоистические задатки, получив развитие вместе с ломкой альтруизма, постепенно приняли гипертрофированный характер. Бывшая безымянная жертва во имя коллектива стала не только адресной, поскольку верхи теперь ценнее, но и более "субьектной" – герой теперь захотел и личного признания, личной благодарности. Иерархия росла и крепла, пока не достигла естественного предела – абсолютной власти одного при поголовном рабстве всех остальных. Братство превратилось в деспотию.
Как это случилось? В разросшихся племенах и народностях, непрерывная война выделила воинскую касту как наиболее важную. Впрочем, в условиях когда воевали все, первым выделилось скорее невоюющее "сословие" – женщины, пленные-рабы-работники, мастера, жрецы. Эта схема деления способствовала пробуждению у войнов чувства специфической коллективной гордости, связанной с готовностью первыми жертвовать жизнью ради остальных, более слабых – чести. Честь потребовала признания со стороны – уважения, почета. Поскольку воинское сословие заслужено занимало верх иерархии, почитание войнов не отделялось от почитания силы – чести удостаивались лишь самые сильные. Так и появился культ насилия – каста войнов презирала не только самих нижестоящих, но все, что они делали, думали и олицетворяли. Полезный труд, скромность, благоразумие, миролюбие… – много хорошего оказалось подвергнуто незаслуженному поношению.
Культ насилия требовал постоянного выяснения ранга. Возникла культура соперничества, сопровождавшегося маркированием результатов – титулами, регалиями, почестями, восхвалением. Первенство и главенство стали самозначимыми, а власть – самоцелью.
Однако были и моральные плюсы, которые впрочем, проявились гораздо позже. Кастовая честь становилась более индивидуальной, в перспективе открывая путь к самоуважению и достоинству. Возник мотив защиты чести – строгое соблюдение норм, пусть пока своего круга, своей касты. Помимо воспитания мужества, честь воинского сословия способствовала соблюдению определенных правил – сначала поединков, а затем и войн. Уважение к противнику и снисхождение к слабым – следствия осознания принадлежности к избранной касте, к "лучшим", которое начало пересекать границы коллективов. Необходимость демонстрировать превосходство породила не только щедрость, но и этикет, а затем и образование, чему способствовала все большая праздность войнов, освобожденных от необходимости трудиться. Так из примитивной воинской касты со временем появилось не только рыцарство, но и целый образованный класс – аристократия, которая как ни странно кое-где жива до сих пор.
– Кульминация
Иерархическая моральная ловушка, первородные моральные грехи – и одобряемое неравенство, и насилие высших к низшим – вызывают негодование и резонные вопросы. Как этика может оправдывать несправедливость? Где тут универсальное этическое ядро, о котором мы только что говорили? Почему, вместо того, чтобы становиться свободнее и гуманнее, люди строили все более мощные силовые структуры? Друзья, несмотря на столь разочаровывающий результат, надо успокоиться и осознать, что поворот к свободе не происходит мгновенно. Чтобы управиться с насилием, разуму надо время и пока оно неумолимо тикает, вопрос выживания никто с повестки дня не снимал. Как с появлением жизни звезды не замерли в изумлении, так и с появлением этики гены не выстроились по стойке "смирно". Все продолжается как обычно. Но куда же тогда повернула эволюция? В чем смысл морали? "Большая эволюция" перешла на очередную ступень, оставив биологическую позади. На переднем крае теперь разум – он двигает этику, а с ней и материю вперед. Иерархия – наследие нашей биологии. Неважно, что первородная мораль на ней росла и ее оправдывала, важно, что последующая выросла и отвергает.