Культ свободы: этика и общество будущего
Шрифт:
Участникам подобного договора приходится прибегать к силе, чтобы отстаивать свои позиции. Аргументы в споре может и меняются – восстания, бунты и революции раньше, демонстрации, забастовки и предвыборные кампании теперь – но не меняется суть. Однако выполнение договора, основанного не на этике, а на равновесии сил, требует внешнего гаранта. Кто будет следить за процедурой? В этом и ошибка мыслителей – договор не может быть основан на насилии или страхе перед ним. Пусть оно осуществляется коллективно, договор – дело лично каждого.
– Война одиночек
Те из вас, друзья, кто следил за изложением, в этом месте наверняка уже заметили парадокс. После стольких лет, после стольких усилий, после стольких моральных побед над иерархией и детерминизмом,
Во-1-х, изменились методы войны. Борьба ведется (будем оптимистами!) по правилам. Нормы покрывают все аспекты взаимодействия. Если это физическое насилие – применяются нормы демократической процедуры. Если экономическое – честная конкуренция. Если борьба идей – авторы стараются излагать свои мысли логично, ясно и доходчиво, а не просто обзывать оппонентов идиотами. По крайней мере, когда они этого не заслуживают.
Во-2-х, изменились цели борьбы. Если раньше на кону стояло выживание, то сейчас картина стала очень необычна. Цели размножились. Наряду с естественными – за власть, собственность, место в иерархии, появились новые – идеи. Люди идут на баррикады за идеи! Откуда они взялись? И почему люди следуют правилам борьбы?
Развитие мозга, грамотность и щадящие условия для воспитания здоровой детской психики имели неизбежный итог – религия устарела. Людей больше не устраивают сказки. Но что вместо них? Почему люди моральны, ведь все равно идет война? Наука на этот вопрос ответить не в состоянии, потому что она занимается реальностью, а не выдумками. Как ни крути, мораль – насилие над собой, ведущее к поражению в войне. Естественно, людям становится обидно и тогда насилие над собой автоматически распространяется на других. Да еще как! Число убитых за собственность не идет ни в какое сравнение с числом убитых за мораль. Мораль вызывает насилие! Собакой вертит хвост! И чтобы оправдать насилие над другими, люди теперь выдумывают идеалы – насилие все больше совершается не за чьи-то конкретные, признанные судом вины, а для пользы дела. Люди обнаружили цель – мы видим пробуждение осознанной этики, пусть пока и уродливой, порожденной скорее агрессивной природой гомо-сапиенса, чем его чистым разумом. Религии сменяются идеологиями, где целью борьбы и смыслом жизни обьявляются то свобода, то коммунизм, то общее благосостояние, то бог знает что еще. Люди обьединяются в борьбе за правильное будущее, за справедливость, но проблема в том, что никто не может это толком определить. Возникает вопрос, есть ли она на самом деле или справедливость – только надуманное оправдание неизбывной страсти гомо-сапиенса к насилию?
– Необьективная этика
Разумеется есть. Борьба не напрасна. Насилие все больше отдаляется от человека и уходит в область абстракций. Размышления вытесняют эмоции. Баланс интересов, что лежит в основе справедливости и норм, не может достигаться силой, нужны иные аргументы и разум их старательно ищет. Не скажу конечно за всех, но мы с вами заняты именно этим. Что же показывают нам чертежи?
Что пришествие общего договора идет параллельно процессу рождения единой этики – все менее субьективной. Баланс, мир и всеобщее согласие об окончательном отказе от насилия возможны – но только в результате полного отчуждения и нейтральности, когда стороны не связаны никакими лишними эмоциями. Ощущать моральное равенство мало – надо научиться ему следовать, осознанно и целенаправленно, истребить привязанность к коллективу и собственному "я" и заменить весь этот исторически-биологический балласт разумной, волевой обьективностью. Из морального равенства следует именно такая этика – максимально обьективная. Только подобное отношение к людям, свободное как от альтруизма, так и эгоизма, способно поставить все стороны договора на действительно равную платформу и тем создать справедливые нормы, исключающие всякое насилие. Очевидно, что эта этика также максимально универсальна, не зависит ни от культуры, ни от традиций, ни от чего-то еще, включая земное притяжение, откуда мы можем предположить, что это – та самая, искомая нами цель морального прогресса.
Но
Вернемся к нашей эволюции. Дальнейший прогресс индивидуализма логично привел к появлению экономики и экономистов, к окончательному разрушению коллективистского доверия и замене его чистым расчетом и насильственным рынком. Уже в достаточно большой семье люди оказывают услуги в расчете на взаимность. Вне семьи надежд на альтруизм нет вообще. С другой стороны, честная торговая психология не сформировалась. На рынке услуги как правило разовые, с окончательным расчетом на месте. Тут даже взаимно-ответный альтруизм невероятен, т.к. стороны могут никогда не встретиться и информация об обмане легко потеряется. Разрушение альтруистических традиций и отсутствие этических норм доходит до стадии, когда рынок становится возможен только под давлением государственного насилия, которое заменяет отсутствующую рыночную этику целенаправленно сконструированными нормами. "Мы" умирает и повсеместно заменяется на "я".
6 Современность
– Исчезновение территориальности
Так мы незаметно подобрались к современности, описать которую проблематично по причине быстро меняющейся в худшую сторону ситуации. Но попробую. Когда грянула нынешняя эпоха, реальные границы макро-коллектива оказались уже почти чисто формальны, а формой микро- стала минимально возможная семья, граничащая с одиноким индивидом (рис. 1.10). Меж коллективов наступил мир, но война, само собой, не кончилась. Поменялся только враг – теперь он стал неосязаемым и невидимым. Врагами являются все, кто думает иначе, кто голосует не так, кто конкурирует за ресурсы, влияние и возможности. Изменяются критерии моральной близости между людьми. Территориальные границы не обязательно отделяют своих от чужих. Люди приучаются не замечать внешность. Людей группирует не столько коллективная идентичность, сколько идеи и интересы. Классовая солидарность пересекает границы – власти обьединяют усилия, меньшинства поддерживают собратьев, а компании, акции и операции становятся глобальными. Коллектив в том виде, как он был раньше, начинает исчезать. Размежевание между людьми все сильнее происходит по линии не физического, а экономического и идеологического насилия.
Разумеется, описанная идиллия – все еще не вполне "современность", в смысле возможности наблюдать это окружающее повсеместное благолепие. Территориальное физическое насилие вполне себе мирно живет на периферии цивилизованного мира, а в последние годы и сам этот "цивилизованный мир" все сильнее скатывается на периферию. Горячие войны идут с непременным успехом, атомная война так и не снята с повестки дня, а терроризм и преступность не утихают. Современность выглядит идиллией только по сравнению с еще недавним прошлым, когда кровопролитные войны шли беспрерывно, сменяя одна другую.
Соответственно, механизмы физического насилия, которые остаются территориальными – силовые государственные структуры – потихоньку превращаются в анахронизм. Приняв на себя формальные функции гаранта существующей процедуры социального договора, они фактически сами разрушают ее под давлением экономических и идеологических групп. В условиях повального эгоизма, ничто не может являться ее гарантом, свидетельством чему служит неистребимая иерархия, а не баланс интересов, как это замышлялось отцами-основателями общества социального контракта.