Культура и мир
Шрифт:
В Германии, которую уже окрестили Германистаном, также можно видеть формирование германотурецкого мусульманского этноса. Население ФРГ сейчас составляет 82,5 миллиона человек. По разным оценкам, к 2050 году его численность уменьшится до 75–60 миллионов. За минувшие 30 лет число жителей страны сократилось на 5,5 миллиона. Ситуацию спасает только приток мигрантов из мусульманских стран, где традиционно популярны многодетные семьи. По официальным прогнозам, в немецкой семье в среднем по стране будет воспитываться не более 1,4 среднестатистического ребенка. Для обеспечения жизнеспособности государства необходимы 2,5.
Уже сегодня мусульмане – заметный элемент немецкой жизни. В столичном Берлине половина молодых людей в возрасте до 20 лет являются мусульманами. Мусульмане составляют 12 % населения Франкфурта-на-Майне, христианское население которого за последние 50 лет уменьшилось почти наполовину. Схожая
В Нидерландах с 15-миллионным населением уже проживает свыше миллиона мусульман, несколько сотен тысяч китайцев, негров, индонезийцев и прочих цветных. Город Роттердам уже получил репутацию первого в Европе крупного города, в котором белые стали расовым меньшинством. В Амстердаме и Гааге цветные составляют уже свыше трети населения. Цветное население Голландии растет с невероятной быстротой. Так, число мусульман за 1980–2000 гг. выросло в 7 раз.
Даже в Италии, в которой уже не осталось столь характерных для кинофильмов многодетных семей, можно наблюдать ту же картину исламизации. В Милане самым популярным именем, которое получили новорожденные в городе, стало имя Мухаммед. На втором – Ахмед, на третьем – Хамид, на четвертом – Омар. Лишь после, в списке появляются итальянские имена (MIGnews. com 2008).
Такова демографическая парадигма Европы.
9. Итак, к рубежу тысячелетий на густонаселенных землях ряда европейских государств формируются новые этносы из числа потомков иммигрантов из прежних колоний. Арабы во Франции, пакистанцы и индусы в Англии, турки в Германии – это все уже новые этносы, утратившие многие черты коренных этносов своей исторической Родины, в частности, язык, но и не влившиеся в состав принявшей иммигрантов нации. Не случайно самоидентификация цветных европейцев носит характер «возвращения» к своей исконной религии, для большинства – ислама. Заметим, что «исламский ренессанс» более характерен для цветных уроженцев западных стран, в то время как их собственные родители обычно не проявляют религиозного рвения. Матери большинства мусульманок, выходивших на уличные демонстрации в Париже в защиту хиджаба, сами хиджаб никогда не носили.
Удивляться этому не приходится. В форме защиты мифологизированной традиции проявляется национализм новых этносов. Как отмечает Э. Смит, «национализм – совсем не то, чем он кажется самому себе. Культуры, которые он требует защищать и возрождать, часто являются его собственным вымыслом или изменены до неузнаваемости» (Смит 2004: 74). При этом сама западная цивилизация уже не может привлечь к себе многих собственных граждан заморского происхождения. Ведь ранее западная цивилизация несла христианство, железные дороги, демократические принципы. Теперь же в основном западная культура ассоциируется только с массовой культурой, однополыми браками и «биг-маками».
По мнению К. Дойча, национализм играет компенсаторскую функцию, создавая чувство единства и защищенности маргиналов во враждебной среде чужого общества. Теперь новых европейцев, весьма многочисленных и укорененных в европейских странах, продолжающих при этом ощущать себя маргиналами, сплачивают новые мифы (например, экзальтированное восприятие колониального прошлого исторической Родины) и традиционная религия в фундаменталистской обертке, резко противопоставляющей «высокую мораль» разложившемуся в результате «сексуальной революции» Западу.
Как справедливо отмечает российский либеральный журнал «Итоги», «точка невозврата Старым Светом, похоже, уже пройдена. На смену нынешней Европе придет другая, где «исламский фактор» будет одной из ключевых доминант во внутренней и внешней политике. «Коренные» европейцы уже не надеются остановить процесс. И ставят перед собой куда более скромную задачу – пережить эпоху «еврохалифата» хотя бы без кровопролития» (Еврохалифат 2008).
Все это означает только то, что Европа стоит накануне новых «национально-освободительных» движений с религиозным оттенком. Прецедент Косово только подхлестнет создание очередных «армий освобождения». Так, закат Европы из образного определения становится реальностью. Богатая и вымирающая страна – замечательная добыча. Пылающие предместья Парижа или убийство Тео Ван Гога – не социальный протест. Это – борьба за европейское наследство. Сходящие со сцены народы оставляют незваным наследникам свои прекрасные страны.
Вслед за гибелью заморской Европы придет конец и самой старушке Европе. «При нынешних тенденциях, – говорит ведущий американский специалист по исламу Бернард Льюис, – мусульмане станут большинством европейского населения к концу XXI века». «Эта эпоха, 2010–2050 годы, может изменить природу европейской цивилизации» (The Washington Times 2005).
За 40 лет, начиная с 2010 года, «даже если
Итак, к рубежу тысячелетий на густонаселенных землях ряда европейских государств формируются новые этносы из числа потомков иммигрантов из прежних колоний. На сегодня можно твердо констатировать конец европейского nation-state. Сломан цивилизационный код Европы, а нового нет (мультикультурализм и права меньшинств вряд ли можно считать основой цивилизации).
Современную эпоху называют пост-модерном. Но, похоже, под этим термином вскоре будет называться начало пост-западной эпохи.
Библиография
1. MIGnews. com, 31.05.2008.
2. The Times. –2007. – 06.06.
3. The Washington Times. – 2005. – 25.11.
4. Еврохалифат // Итоги. – 2008. – 20.04.
5. Смит Э. Национализм и модернизм. – М., 2004.
6. Социс. – 1993. – № 3.
В. В. Селиванов. Творчество как ничто: апология пустоты
Вопрос о природе творчества как особой формы деятельности сознания давно привлекал к себе внимание. Ещё Платон, размышляя о творчестве, в диалоге «Ион» отметил, имея в виду, в данном случае, творчество литературное, что «поэт – это существо лёгкое, крылатое и священное; и он может творить лишь тогда, когда сделается вдохновенным и исступлённым и не будет в нём более рассудка» (Платон 1968: 138). Платон поставил проблему и предложил своё решение, отделив творчество от рассудка и противопоставив одно другому. Обосновывая свою позицию, он приводит в пример сочинителя прославленного пеана (песнопения в честь Аполлона) Тинниха Халкедонского. «Лучшее подтверждение, – пишет Платон, – Тинних халкидонец: он никогда не создал ничего достойного памяти, кроме одного лишь пеана, который все поют, – почти прекраснейшее из всех песнопений; как он сам говорит, то была просто “находка муз”. Тут, по-моему, бог яснее всего показал нам, что мы не должны сомневаться, что не человеческие эти прекрасные творения и не людям они принадлежат; они – божественны и принадлежат богам, поэты же – ни что иное, как толкователи воли богов, одержимые каждый тем богом, который им владеет. Чтобы доказать это, бог нарочно пропел прекраснейшую песнь устами слабейшего из поэтов» (Платон 1968: 139).
Прошли века, но взгляд на творчество мало изменился. Так, например, И. Кант в «Критике способности суждения» (1790) останавливается перед загадкой таланта к творчеству. «Гений – это талант (природное дарование), который даёт искусству правило. Поскольку талант, как прирождённая продуктивная способность художника, сам принадлежит к природе, то можно было бы сказать и так: гений – это прирождённые задатки души (ingenium), через которые природа даёт искусству правило» (Кант 1966: 322–333). Далее, развивая свои предположения, И. Кант выделяет четыре базовых признака таланта к творчеству: «гений 1) есть талант создавать то, для чего не может быть дано никакого определённого правила, он не представляет собой загадки ловкости [в создании] того, что можно изучить по какому-нибудь правилу; следовательно, оригинальность должна быть первым свойством гения. 2) Так как оригинальной может быть и бессмыслица, то его произведения должны в то же время быть образцами, т. е. показательными, стало быть, сами должны возникнуть не посредством подражания, но другим должны служить для подражания, т. е. мерилом или правилом оценки. 3) Гений сам не может описать или научно показать, как он создаёт своё произведение; в качестве природы он даёт правило; и поэтому автор произведения, которым он обязан своему гению, сам не знает, каким образом у него осуществляется идея для этого, и не в его власти произвольно или по плану придумать их и сообщить их другим в таких предписаниях, которые делали бы и других способными создавать подобные же произведения… 4) Природа приписывает через гения правило не науке, а искусству, и то лишь в том случае, если оно должно быть изящным искусством» (Кант 1966: 323–334). Понятие «гений» у И. Канта используется в двух значениях: во-первых, этим понятием И. Кант обозначает особые способности творческого созидания, которые не определяются ни логикой, ни какими-либо иными правилами, но одновременно создают образцы и шедевры, служащие примером и основой для подражания; во-вторых, И. Кант вводит понятие «духа» (духа природы), который управляет гением в момент его творчества. «Наверное… слово гений – производное от genius, от характерного для человека и приданного ему уже при рождении, охраняющего его и руководящего им духа, от внушений которого и возникают эти оригинальные идеи» (Кант 1966: 324).